Алексей Осипов - Зачем человеку Бог? Самые наивные вопросы и самые нужные ответы

— Состояние человека, отвергшего Бога, — это состояние власти страстей. А что такое страсти, все мы знаем. Каково, например, человеку, который находится в лютой злобе, — хорошо ему? А как мучает ревность, а зависть! Помните у Данте:

Ад — это, как говорит Христос, огонь неугасающий и червь неусыпающий распалённых страстей и бесовских нападений. И при этом там нет никакой возможности ни укротить их, ни насытить. Так что атмосфера ада, хотя и естественна для такого человека, тем не менее будет атмосферой непрерывных страданий от бессильной злобы и прочих неудовлетворённых страстей. Святой Исаак Сирин называет и другую причину геенских страданий: «Мучимые в геенне поражаются бичом [Божественной] любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение, большее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, мучительнее всякого возможного наказания».

Так что едва ли там будет хорошо даже антихристу.

— Вы упомянули, что тьма кромешная — это состояние вне Бога. У отца Георгия Флоровского я прочитал цитату кого-то из святых отцов, где шла речь о том, что человеческая душа бессмертна лишь относительно — поскольку эту жизнь даёт ей Бог. Но если тьма кромешная — это состояние вне Бога, то есть без Бога, следовательно, душа умирает и ада для неё не будет?

— Действия благодати Божией на человека очень различны. Есть благодать обо́жения человека, которая очень различна по степени своего присутствия в разных людях (например, с одной стороны, у правого разбойника, познавшего Бога только перед самой смертью — и с другой, у Пресвятой Богородицы). А есть благодать, поддерживающая существование всего сотворённого, в том числе и любого грешника, и демона — её можно бы назвать бытийной . Она пронизывает весь сотворённый мир, и её действие не зависит от духовного состояния человека. Она присутствует и во тьме кромешной . Пророк Давид восклицает: Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты (Пс. 138, 7–8). Поэтому даже в состоянии вне Бога , если таковое возможно, бытие человека тем не менее сохранится. Ибо мы Им живем, и движемся, и существуем (Деян. 17, 28).

— Как я смогу наслаждаться в Царстве Божьем, зная, что мои близкие мучаются в аду?

— Ваш вопрос нередко приводят в качестве аргумента против вечности ада. Приходится повторять, что трудно, а подчас и опасно судить о состояниях человека там , не зная ни будущего блаженства, ни тем более характера вечных мук. Не случайно преподобный Каллист Катафигиот предупреждал, что «ум должен иметь меру познания, чтобы не погибнуть». Там всё не так. Лишь оказавшись в мире вечности, мы узна́ем всё как есть, лицом к лицу, а теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12).

В качестве одного из таких гаданий выскажу следующую мысль. Бесспорно, что только духовное единство является прочной основой единства личностей. Дух, а не кровь соединяет или отчуждает людей. Посмотрите, как иногда родственники ненавидят друг друга! И, напротив, совершенно чужие по крови соединяются в любви, образуют семьи и становятся едиными. Именно об этом сказал Господь: Не мир пришел Я принести, но меч (Мф. 10, 34). Дух и в вечной жизни одних соединит, а других разделит. И это разделение будет (если оно будет) не принудительным, а абсолютно естественным и не может принести страданий. Поэтому нужно твёрдо верить, что в Царстве Божьем страданий быть не может.

— Можно ли считать, что человек, умерший на Пасху, попадает в рай?

— Хотя кто-то этот вопрос воспримет с улыбкой, но в народе действительно есть устойчивое убеждение, что если кто умирает на Пасху или Рождество и даже в другой великий праздник, это является признаком, что Господь принял душу такого человека. Может быть, и так — не знаю. Но если это и верно, то не потому, что он умер на праздник, а потому, что оказался достойным умереть в этот день. Иногда говорят, вот неверующий, а умер на Пасху — неужели он спасётся? А что отвечает Евангелие? Первым в рай вошёл разбойник, покаявшийся в последние минуты своей жизни. Поэтому не будем судить да рядить о судьбе скончавшихся в тот или иной день, а лучше вздохнём о них от всей души: «Упокой, Господи…»

— Какова участь души солдата, который в момент смерти испытывал ненависть к врагу?

— Прежде всего мы не можем знать ни об одном человеке, что́ он испытывал в момент своей смерти, поэтому не можем судить ни о его духовном и душевном состоянии, ни тем более о его посмертной участи. Есть Бог — и видящий, и судящий, и милующий.

В отношении же ненависти необходимо разделить два совершенно разных явления: праведный гнев и злобу. Одно дело — гнев на откровенную ложь, на воровство, бандитизм, и совсем другое — ненависть к человеку, уязвившему моё самолюбие или победившему меня на соревнованиях. В Евангелии читаем, как Христос с гневом обличал фарисеев, лицемеров, опрокинул столы меновщиков, рассыпал их деньги и кнутом изгнал торговцев из храма. (Как насущно это и теперь там, где во время богослужения ходят со сбором денег или позволяют детям бегать по храму, шуметь, мешать молитве людей.)

Но Христос не желал зла торговцам и делал это не по ненависти к ним, а в их лице боролся со злом богохульного отношения к дому молитвы (Ин. 2, 16). Вот пример гнева праведного, безгрешного.

Подобный же характер имеет и убийство противника на войне. Это тяжёлый, но нравственно необходимый подвиг, о котором сказал Христос: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Воины — это люди, которые сознательно идут на смерть, исполняя свой долг, отдавая жизнь за друзей своих — за собратьев, за свой народ, за Родину. Потому воинская служба и была во все времена самой почётной.

На войне солдат по долгу совести обязан убивать врагов, в противном случае он совершает тяжкий грех предательства всех тех, кого он призван защищать. Это — праведное убийство, и здесь оно является подвигом, ибо для нравственно и психически нормального человека убить другого является тяжелейшим испытанием. Поэтому в лике святых находим множество воинов.

Но если кто убивает по ненависти, ради корысти и т. п., то кем бы он ни был — солдатом или священнослужителем, политиком или спортсменом, — он совершает смертный грех.

Отсюда становится понятной и вся ложь пацифизма, «непротивления злу насилием». Сущность такого «гуманизма» очевидна: пусть другие берут на себя подвиг борьбы и страданий, а мы пофилософствуем на их крови и мучениях, да ещё и гневно осудим их за убийства.