Николай Медведев - Бог и человек по богословию В. Н. Лосского

Эпоха мужей апостольских мало привносит идей в чисто антропологическом аспекте. В произведениях этого времени преобладает пастырско–моральный оттенок. Это, в большинстве, послания увещательного характера.

Период апологетов представляет большой интерес в области антропологии, хотя их богословие и носит не конструктивный, а обличительный характер. Христианская богословская мысль зарождается на пересечении двух линий: еврейской традиции Ветхого Завета и философского наследия древнего мира. Поэтому, характер богословия апологетов определяется, прежде всего, тем, откуда шли нападки. [94] 3. Dupuiѕ, L 'esprit de I'homme. Etude sur I'antropologie veligieu- se d'Origene, Desclp de Brouver,1967j A. Grbe. Antropologia de San Ireneo. Madrid,1969; Theologie d I'homme. Еѕваіѕ d 'antropologie ov- thodoxe.«Z» no.84, XXV,1973.

Иудейству надо было противопоставить твердую веру в божественность Спасителя и в истинность Его вочеловечения. Надо было этим отразить и усиливающийся докетизм. Эллинской мудрости противопоставлялось убеждение в общем воскресении, в личном бессмертии, в прославлении человека. Гностицизму христианская мысль давала отпор своим учением о единстве человеческого рода, о достоинстве самого человека, о ценности плоти. Таким образом, в произведениях периода апологетов определенно намечается основная линия всего восточного учения о Боге, мире и человеке.

После апологетов наиболее значительной фигурой, в смысле философской ориентации, может быть назван Филон Александрийский. Богословские системы св. Климента, Александрийского, Оригена, св. Григория Богослова и св. Григория Нисского отразили на себе мысли александрийского философа. Его след очень сильно заметен и в изучаемом вопросе науки о человеке.

Сам по себе, Филон Александрийский сочетал иудейскую философию с системами Платона и стоиков. Со своей стороны, он повлиял на Плотина, а через него, а, иногда и непосредственно — на христианскую мысль. [95] H. Schmidt. Die Anthropoloe des Philons von Alexandria, Wurzburg, 1933.

Как известно, богословская заслуга каппадокийцев в истории христианской мысли заключается в выработке и уточнении тринитарной терминологии. Один только св. Григорий Нисский написал специальный трактат о человеке «De opificio hominis» [96] PG 44, 123–256. , который, однако, не мсмсет аие считаться системой антропологии. У каппадокийцев можно найти только отдельные мысли о человеке, содержащиеся в разных произведениях. Но помощь этих замечательных богословов для антропологии заключалась именно в уточнении терминологии. Им удалось больше, чем древней ‹ѣилософии, выяснить «что есть бытие в ипостаси». Исходя из аристотелевской substantia abstracta et concreta, они увидели, в «сущности» и «ипостаси» различие общего от частного, дали богословское определение лица, найдя, благодаря этому, метафизическое обоснование для ипостаси человека, или, что то же — осмыслили богословски персональную ценность человеческой личности.

Если никейско–каппадокийское богословие было всецело занято борьбой за единосущие, за определение понятий «сущности» и «ипостаси», так и напряжение богословской мысли в эпоху Эфеса и Халкидона было поглощено, главным образом, христологической проблемой. В христологии главное внимание было сосредоточено на взаимоотношении божественной и человеческой природ, следовательно, тема о человеке стоит в центре этих споров, хотя заслоненная темой о Богочеловеке.

В том или другом освещении, то есть — александрийском или антиохийском — трактовалась оценка человека.

Наряду с антропологией богословских трактатов и догматических споров в церковном сознании созревал и иной подход к проблеме человека. Это — антропология пустыни, монашеской келии и мистических прозрений. Поколения аскетов и созерцателей выработали свое учение о человеке, основанное больше на внутреннем углублении, на изучении своего сокровенного мира души, чем на богословской диалектике и предпосылках античной философии. Это направление в антропологии миновать нельзя. Оно, не создавая противоречий в святоотеческой традиции, восполняет опыт церковного сознания и вносит иную окраску в учение о мире и человеке. Язык аскетов и мистиков, хотя и пронизан зноем пустыни и благоговейной тишиной иноческой келии, все же говорит о человеке в необыкновенно радостных тонах. Аскеза Православия просветлена лучами Фавора, небесной радости и красоты. Нет не только гнушения человеком, как «сосудом греха», но, наоборот, эта аскеза преисполнена любви к лучшему из созданий Божиих и верой в его вечной назначение. Любить грешника при непримиримой ненависти ко греху -одна из обычных мыслей святых подвижников.

Прежде всего следует заметить лчто у В. Н. Лосского нет специальных трудов, посвященных антропологии; однако, эта тема не осталась обойденной в общем цикле его богословских рассуждений о догматическом и мистическом богословии. Из русских авторов, занимавшихся исследуемой нами проблематикой, можно указать на профессора Православного богословского института в Париже архимандрита Киприана [97] Проф. архим. Киприан. Лнтроиологыя сѳ. Григория Паламы. Париж,1950. и А. Позова [98] А. Позов. Основы древне–церковной антропологии. 1–ый том. С ан человеческий. М адрид, 19б5. 2–ой том ‚Апокатастасис. М адрид,1966. .

Хотя В. Лосский использует в своей богословской интерпретации мысли святых отцов разных исторических эпох и богословских школ, чувствуются его большие симпатии к отцам–мистикам. Это, прежде всего, тот памятник богословской письменности, автор которого известен под псевдонимом св. Дионисия Ареопагита, представляющий немалый интерес в развитии церковного учения о человеке.«Арео- пагитиками» открывается та линия мистического напрвления в богословии, которая для нас имеет особое значение, так как с ними начинается ряд непосредственных духовных предков паламизма, как в богословии вообще, так и в атнтропологии в частности. Это уже не богословие умозаключений и толкования священного текста, а таинственных созерцаний. Источником вдохновения является не столько Священное Писание, сколько свой собственный мистический опыт. Поэтому оно придает этим богословским откровениям характер по преимуществу апофатический.

«Ареопагитики» не строят своей системы космологии и не занимаются, подобно Оригену или каппадокийцам, проблемой шесто- днева. Мир для них откровение Бога и, как таковое, самоочевидная истина, не нуждающаяся в доказательствах. Им важно не происхождение мира, а его место в иерархической полноте всего сущего. [99] СМ. T. Spidlik. La sophiologie de S. Basil. P aris,1967,ρ.225.

Творение мира есть одно из раскрытий Божества, один из Его προόβον, то есть «выступлений». Бог, как Высшее Благо, есть источник жизни. Благо же, на языке этого памятника, не моральная категория, а понятие онтологическое, то есть — сама жизнь. Как мы видели выше, этими понятиями весьма часто оперирует и В. Н. Лосский и, притом, с большой любовью.