Сьюзан Грубар - Иуда: предатель или жертва?

На том же постулате строятся и сопоставление Бартом Иуды с Павлом; Барт считает, что «Иуда говорит Нет, Павел говорит Да» именно потому, что первый не был свидетелем смерти Иисуса, а второй был: «Со смертью Иисуса Иуда в Павле умирает, и Павел очищается и освобождается от своего прошлого, становясь больше неспособен к тому, что Иуда учиняет Иисусу» (Barth, 501).

По мнению Кейна, Иуда из «Вечного жида» Роберта Бьюканена был убежден в том, что человек, которого он убил, «не был Мессией» (Сапе, 151).

Именно потому, что Иуда был «незаурядным человеком», — считает Клауснер, Иисус принял его; «до последнего момента Иисус не видел в нем натуру низменную, способную к измене» (Klausner, 285).

Галель (hallel) — праздничная молитва, выражающая хваление и благодарность Богу, состоящая из благодарственных псалмов — Прим. пер.

Йешуа Мейлора понимает: «если Иуда предаст Меня, его страдания превзойдут Мои» (Mailer, 200). А поцелуй в саду убеждает Йешуа: Иуда «понял, что он также любил Меня, и даже сильнее, чем он думал». При известии о самоубийстве Иуды Иешуа не может произнести ни слова, и только плачет (218).

В романе Нино Риччи «Завет» (N. Ricci, «Testament») Иуда скован тем, что не знает, как одновременно остаться верным и антиримским повстанцам, и сохранить преданность Иисусу. Более образованный, чем другие апостолы, Иуда Риччи сознает, «сколь мало вещей ценится в этом мире, насколько лживы и низменны люди, готовые проповедовать вам самые возвышенные идеалы и тут же отрекаться от них» (121). И тем не менее он находит «новый взгляд на вещи» Иисуса заслуживающим того, чтобы отречься от всех своих старых обетов и рискнуть жизнью, чтобы предостеречь Иисуса о грозящей Ему опасности в Иерусалиме. Губернатор предъявляет Иисусу обвинение в измене, вменяя Ему в вину также связь с Иудой, «подозрительным мятежником» (432).

В «Евангелии от Иуды, записанном Бенджамином Искариотом» («The Gospel According to Judas by Benjamin Iscariot») книжник обманом убеждает Иуду в том, что Иисуса отпустят, и только тогда тот выдает Иисуса Каиафе. Петр отказывается помочь Иуде и выступить в защиту Иисуса.

Версия о том, что Иуда прожил дольше, находит отклики в среде библеистов и сегодня. Так, Борг и Кроссан оговаривают: «что Иуда не убил себя и не умер скоропостижной смертью, мы вполне можем допустить...» (Borg and Crossan, 126)

Основной причиной подобной близорукости является изобилие книг об Иисусе, в которых Он предстает в самых различных образах — посвященного пастыря, царя царей, принца мира или освободителя — в сравнении с ограниченностью подходов к Иуде, Его главному антагонисту. См., в частности: Pelikan, «The Illustrated Jesus Through the Centuries».

В том же духе Иисус Стивена Эдли-Гуиргиса говорит Иуде: «Ты был моим сердцем?» (S.A.Guirgis, 103). Гуиргис вкладывает в уста Марии Магдалины монолог, в котором она заявляет: «Я думаю, Иисус любил его тоже... Иуда был почти alter ego Иисуса - он был тенью света Иисуса». В «Евангелии от Иуды» Хенрика Панаса (изданном в Польше 1973 г.) Иисус признается Иуде: «Ты — как зеркало, как судия, взвешивающий каждое Мое слово, каждое Мое действие» (Н. Panas, «The Gospel According to Judas», 188-189). Этот скептический Иуда оставляет Иисуса до тех событий, что приводят к его смерти. В «Полете крылатого змея» Косани Иуда подкрепляет свое заявление о том, что он — «нет», а Иисус - «да», обещанием: «Я буду твоим зеркалом» (Cosani, «The Flight of the Feathered Serpent», 188). В первой и пятой главах своей книги Бартш развивает идею педагогического зеркала — когда пристальный взгляд обращается на самого себя с тем, чтобы созерцаемого образа могло высветить или коснуться объективное «я», его созерцающее - назад, к Сенеке.

Эта идея в работе Маклеода на тему доверия приписывается Г. Дж.Н. Хорсбургу.

В «Деяниях» также сказано: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (14:22).

В первой главе Сандра Макферсон обсуждает категорию ответственности, высвечивающую связь между трагедией, в которой герои признают свою ответственность, не терзаясь тем, и возникновением романа.

Согласно Байеру, «доверие - что ткань: стоит одной нити оборваться, и ткань разлезается» (Baier, 134). Траектория взаимоотношений Иисуса и Иуды показывает, что даже одна спутавшаяся нить доверия может привести к роспуску ткани, если только другой нитью не поправить зацепку.

На эту взаимозаменяемость добра и зла намекает версия Драмы Страстей Господних, предложенная Мелвиллом, — «Билли Бадд, формарсовый матрос», о чем подробно пишет Барбара Джонсон в своем эссе, прочтение которого помогло мне глубже понять проблему зла не только меллвиловского Клаггарта, но и Иуды.

Иуда-скептик мог также видеть в Иисусе и циничного идеалиста. Состояние «циничного идеализма», проявляющегося, когда люди сомневаются в правоте и необходимости своих действий, но скрывают свои сомнения под маской «хрупкой бравады идеалистического энтузиазма», описывает Линда Чарнс (Charnes, 2). Эту концепцию обсуждает в своей работе «Критика циничного рассудка» («A Critique of Cynical Reason») философ Петер Слотердайк.

Противоречивое, как и многочисленные воззрения на Драму Страстей Господних, зло чаще всего не ситуационно: безотносительно к тому, какой подход превалирует в том или ином толковании или на какие противоречия в Новом Завете этот подход опирается, решение или желание причинить вред редко трактуется как побочный результат антигуманных или авторитарных социальных систем, подобных тем, что описывает Стэнли Милгрим в своих угоднических статьях или Филипп Зимбардо в «Эффекте Люцифера». Несмотря на оккупацию римлянами Иерусалима, в истории Драмы Страстей редки суждения о том, что плохие поступки люди совершают под влиянием затруднительных обстоятельств или по принуждению (в условиях военной бюрократии или тюрьмы). В разных толкованиях причины зла называются разные: в одних — это личная предрасположенность к злу, объясненная психологией, в других они космические, значит, являются следствием сил, управляющих миром, в третьих — социально-этические, как результат столкновения разных систем ценностей. Не будучи побочным результатом, зло или причинение вреда обычно является средством, способом — человеческим или божественным — достижения некоего результата.

В стихотворении Кеннелли «Зона» Иуда сознает: «Я — один из тех, кто востребован больше всех», и хотя враги пытаются установить пограничную зону, «отделяя меня от моего искупителя, узы, / связующие нас будут крепки всегда, / невзирая на церковь, государство, истории о предательстве и убийство» (Kennelly 109).