Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

Хадасса закрыла глаза, и слова незнакомого ей гимна стали проникать в ее душу, наполняя ее теплом и обновляя. В гимне пелось о тяготах и вере, о Божьем избавлении от зла. Хадасса ощущала в себе духовное пробуждение, и неспокойная жизнь Децима и Фебы, Марка и Юлии показалась ей чем–то далеким. Оказавшись в трясине своих богов и богинь, в поисках счастья и удовлетворения своих амбиций, эти люди умирали. И вот теперь, в этом маленьком и скромном помещении, среди этих людей, Хадасса в полной мере почувствовала Божий мир.

Хадасса видела свободных людей среди рабов, богатых людей, сидящих рядом с бедными, стариков рядом с маленькими детьми, и все пели в едином порыве. Она улыбнулась, и ей захотелось смеяться от радости. Ее сердце было преисполнено такого счастья, а чувство родного дома было таким сильным, что она не могла испытывать никаких других чувств, кроме радости.

Один из тех гимнов, которые исполняли верующие, был ей знаком — этот псалом Давида она часто пела Дециму и Фебе в тот короткий период, пока служила им. Закрыв глаза и подняв руки ладонями вверх, славя Бога, Хадасса пела от всего сердца, не заметив, что другие остановились и стали слушать ее. Она поняла это только тогда, когда сама перестала петь. Покраснев, она опустила голову, смутившись тем, что привлекла к себе внимание.

— Бог благословил нас сестрой, которая так прекрасно поет, — весело сказал Трофим, и другие засмеялись. Евника взяла Хадассу за руку и слегка сжала ее в своей.

Асинкрит простер руки.

— «Воскликните Господу, вся земля! — произнес он с неподдельной радостью, и остальные подхватили: — Служите Господу с веселием; идите пред лицо Его с восклицанием! Познайте, что Господь есть Бог, что Он сотворил нас, и мы — Его, Его народ и овцы паствы Его…»

Хадасса снова подняла голову и произнесла так хорошо знакомые ей слова из псалма Давида:

— «Входите во врата Его со славословием, во дворы Его — с хвалою. Славьте Его, благословляйте имя Его! Ибо благ Господь: милость Его вовек, и истина Его в род и род».

Кто–то из старейшин церкви развернул старый свиток.

— Сегодня мы продолжим чтение воспоминаний Матфея.

Хадасса раньше никогда не слышала ни о каких воспоминаниях апостолов, за всю свою жизнь она только читала иудейские свитки и слушала воспоминания отца об Иисусе. И теперь, слушая изложенные в свитке слова Матфея, который три года ходил с Господом, Хадасса испытывала самый настоящий трепет. Она вслушивалась в Слово и чувствовала, как оно придает ей силы.

После чтения свиток снова свернули и бережно передали в руки другого старейшины. Среди собравшихся стали раздавать вино и пресный хлеб. Передавая друг другу эти атрибуты хлебопреломления, люди шептали слова Иисуса: «Сие есть Тело Мое… Сия чаша есть новый завет в Моей Крови… сие творите в Мое воспоминание…». Когда служение закончилось, все спели гимн об искупительной любви Христа, Избавителя.

— Есть ли сегодня среди нас новые верующие, которые хотели бы поделиться своим свидетельством?

Хадасса почувствовала, как люди обернулись к ней, и снова покраснела, опустила голову, сердце ее забилось сильно и часто. Трофим наклонился к ней и по–отечески похлопал по плечу.

— Давай, давай, — подбадривал он ее, — никакого ораторского умения здесь не требуется. Скажи просто приветственное слово от лица нового верующего, который теперь среди нас.

— Ладно, Трофим, оставь ее в покое, — сказала Евника в ее защиту. — Мы ведь для нее новые люди. Ты тоже целый год ничего здесь не говорил.

— Я вообще говорить не умею.

— Я хочу сказать несколько слов, — сказала Хадасса и встала. Она смущенно оглядела всех, кто был в помещении. — Простите меня, если я не смогу складно все сказать. Просто я уже давно не выступала среди людей, знающих Бога. — Тут у нее от волнения перехватило дыхание, и она молча помолилась Богу о том, чтобы Он дал ей смелость и нужные слова.

— Я вовсе не новый человек в вере. Мой отец рассказывал мне об Иисусе с самого моего рождения. Он знал Писание и учил мена всему, что сам помнил из Торы и об исполнении пророчеств и Божьих обетований об Иисусе. Когда я была еще совсем маленькой, отец привел меня к реке Иордан и крестил на том самом месте, где Иоанн видел, как голубь сел на плечо Иисусу, и слышал голос Божий: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение».

— Слава Господу, — сказал кто–то.

Асинкрит медленно сел.

— Твой отец знал Господа, когда Он жил на земле?

Поверят ли они ей, если она расскажет им все? Хадасса снова оглядела всех присутствующих и увидела, какими открытыми были у всех лица, с каким интересом все ее слушали. Может ли она не рассказать им обо всем, если они так жадно ловят каждое слово воскресшего Господа?

— Мой отец был единственным сыном одной вдовы, жившей в Иерусалиме. Когда он был еще совсем юным, у него была лихорадка, и он умер. И вот Господь услышал рыдания его матери и воскресил его из Шеола.

— Слава Богу, — воскликнуло в восхищении несколько человек. По помещению пронесся трепетный шепот, а один из присутствовавших, сидевший недалеко от Хадассы, встал и удивленно спросил ее:

— А как звали твоего отца?

— Анания Бар — Иона, из колена Вениамина.

— Я слышал о нем! — сказал этот человек остальным, после чего повернулся к Хадассе и добавил: — У него еще была горшечная лавка в Галилее.

Не в силах говорить, Хадасса кивнула.

— Тот человек, который привел меня к Господу, знал его много лет назад, — сказал еще один верующий.

— А где твой отец сейчас? — спросил еще кто–то.

— Он с Господом.

Наступила многозначительная тишина, после чего Хадасса стала рассказывать о себе дальше:

— Мы всегда приходили в Иерусалим на Пасху, встречались там с другими верующими. Каждый год мы собирались в верхней комнате, и отец рассказывал о том, как Иисус исполнил Пасху. Но в последний раз, когда мы там оказались, начался бунт, и в городе творилось что–то страшное. Многие наши друзья ушли из города, потому что оставаться было опасно. Отец уходить не захотел. А когда зилоты заперли городские ворота, тысячи людей оказались в ловушке. И вот однажды отец пошел в город, к людям. Больше его никто не видел.

— А твоя семья, сестра? — спросила Евника, взяв Хадассу за руку. — Что стало с ними?

Когда Хадасса рассказывала о своей семье, ее голос дрожал. Она опустила голову, испытывая невольный стыд, оттого что она единственная из всей своей семьи осталась в живых, хотя считала, что меньше всего этого заслуживала.

— Я даже не знаю, для чего Господь сохранил мне жизнь.

— В свое время Господь все нам откроет, — торжественно сказал ей Асинкрит. — Твои слова стали для меня ободрением в этот период сомнений. — Его глаза были полны слез. — Бог отвечает на наши нужды по–разному.