Монахиня Евфимия - Испытание чудом. Житейские истории о вере

Давайте уйдем из города на гору Охлон. У ее подножия есть пещера. Мы поселимся там и будем готовиться к предстоящему нам подвигу

Чем больше я его слушал, тем больше мне казалось – он прав. Ведь что таить, я боялся пыток и смерти. Опять же, в Священном Писании и впрямь заповедано повиноваться властям и отдавать кесарево – кесарю. Я сам не раз читал эти строки. Так зачем подписывать самому себе смертный приговор? Ведь нет ничего ценнее жизни…

Но какой жизни? Временной, которая рано или поздно завершится? Или жизни вечной?!

Ямвлих смолк и отпил немного воды из стоявшей перед ним серебряной чаши. После чего заговорил вновь:

– Мы проводили дни в посте и молитвах. Все это время братья не покидали пещеры. А мне, как самому младшему из нас, поручили каждый день ходить в город, чтобы купить еды и раздать милостыню нищим. У нас было достаточно денег на то и другое – по крайней мере, их должно было хватить… Чтобы не быть узнанным, я переодевался простолюдином (при этих словах Ямвлих поправил ворот своей грубой льняной туники, и на его руке тускло блеснул золотой перстень с сердоликовой печаткой…). Вчера я в очередной раз пришел в Ефес и увидел, как туда въезжал император. Вот он и вернулся… А потом объявили, что завтра все верноподданные горожане должны явиться на площадь, на торжественное жертвоприношение по случаю приезда кесаря. И что туда же должны явиться семь юношей-христиан, которым, по милости императора, была дарована отсрочка приговора.

Разумеется, после увиденного и услышанного мне было не до покупки еды: я со всех ног побежал к братьям, чтобы поведать им о возвращении императора. Услышав эту весть, они поверглись ниц, молясь Богу. Увы, как ни готовься к смерти, она всегда страшна. Чем я мог поддержать их дух? Лишь последней братской трапезой…

Разложив на большом плоском камне, служившем нам столом, принесенную из города скудную еду, я окликнул братьев. Мы с молитвой преломили хлеб… Я и сейчас помню его вкус и запах… А потом наполнили водой нашу единственную чашу, и лучи закатного солнца окрасили ее в кроваво-красный цвет. Мы пили из нее вкруговую, словно на пиру. И долго беседовали о предстоящем нам завтра подвиге, пока незаметно не забылись сном. А наутро Максимилиан сказал:

– Брат Ямвлих, вчера ты принес нам слишком мало хлеба. Сходи же в город и принеси еще. Вкусим пищи в последний раз. А потом отправимся к императору и исповедуем перед ним Царя Небесного и Истинного Бога, Господа нашего Иисуса Христа, за славу Его святого имени прольем нашу кровь, положим наши души. Пойдем не на зов кесаря – на зов Спасителя нашего!

Я поспешил в Ефес. По правде сказать, я шел туда не без опаски: а вдруг император счел, что мы бежали из города в надежде избежать его суда и отдал приказ разыскать нас живыми или мертвыми? И меня схватят прежде, чем я успею выполнить поручение братьев? Господи, покрый меня кровом крил Твоих…

Забыл сказать – выбраться из пещеры оказалось не так-то легко. Вход в нее был завален камнями, и я едва отыскал среди них узкую лазейку. Выходит, пока мы спали, кто-то замуровал нас в пещере. Причем сделал это так тихо, что до нас не донеслось ни звука… Но я был слишком поглощен мыслями о предстоящем нам мученичестве, чтобы удивиться этому. А потом, когда я подошел к городским воротам и увидел на них крест… Не поверив своим глазам, я обошел вокруг городской стены – кресты были на всех воротах! А ведь еще вчера на их месте были изображения языческих богов!

Я вошел в город, и что же?! Ни одного знакомого лица, и одежда на людях другая! Мало того – я услышал, как они громко клянутся именем Христовым. Да что там! При мне один простолюдин, бранясь с другим, в сердцах воскликнул: «Да пошел ты к Богу в рай!» Я шел по улицам, словно во сне или в бреду. Казалось, еще миг, и я потеряю рассудок… Но тут Господь послал мне этого брата…

С этими словами Ямвлих показал рукой на меня (в этот миг я от стыда готов был провалиться сквозь землю!).

– И вот я здесь… и все это не сон. Слава Богу!

– Во веки веков, аминь! – подтвердил епископ Стефан. – Дивна дела Твоя, Господи! Ведь это же чудо, истинное чудо! И как вовремя!

Неожиданно Ямвлих поднялся.

– А теперь я могу идти? – спросил он градоначальника. – Ведь я должен вернуться к братьям и сказать им, что мы спасены. Нет больше императора-мучителя. И прежде гонимая вера Христова ныне торжествует над миром!

– Разумеется, сын мой! – ответил епископ Стефан. – Ты свободен. Но позволь мне отправиться с тобой. Хочу воочию узреть чудо. Но как же вовремя оно свершилось! Слава Тебе, Господи!

– Постойте! – вмешался градоначальник. – Зачем тебе идти пешком, Ямвлих? В такую даль, да еще по такой жаре! Долг гостеприимства обязывает меня препроводить тебя к братьям с почестями, подобающими твоему офицерскому званию. Поэтому я распоряжусь, чтобы нам подали конные носилки. Покойно, прохладно и без лишних глаз. Разумеется, я поеду с вами, чтобы расследовать все обстоятельства данного чуда. После чего отправлю гонца к императору.

Помолчав немного, он добавил:

– И буду ждать его распоряжений.

Никогда прежде я не разъезжал по Ефесу в конных носилках. И потому чувствовал себя важной птицей. В самом деле – я, мальчик на посылках из лавки булочника, сейчас восседаю на мягких подушках, словно на облаках, в обществе самого градоначальника и епископа! Чудеса да и только! Одна беда – никто меня не видит: со всех сторон занавески. Приходится сидеть и слушать.

Цок-цок-цок… Это стучат копыта. Нас сопровождает конный отряд. Градоначальник сказал Ямвлиху, что так по чину положено, для почетных гостей. А он и поверил. Ну-ну…

Впрочем, умно поступил наш градоначальник. Похоже, на улице целая толпа собралась. Ишь, как гомонят! И о чем же народ толкует?

– Двести годов проспал, если не триста! А с виду – совсем парнишка. Экие же крепкие раньше люди были… Не то что нынче!

– Еще бы им не быть крепкими! Тогда ведь все другое было: и вода, и еда, и деньги, и все было другое. Эх, мельчает народ, мельчает!

– А говорят, будто он по-нашему верует… Неужто правда?

– Да ну! Нешто двести лет назад по-нашему веровали?! Быть того не может!

– Хоть бы одним глазочком на него взглянуть! Говорят, он хорошенький, как ангелок!

– А ну разойдись, не толпись! Забыли, что зачинщикам уличных сборищ пятьдесят плетей положено, а участникам – по тридцать?! Получить не терпится? Прочь с дороги!

Эх, народ, народ…

Наконец мы остановились. Кто-то снаружи откинул занавески – перед нами высилась гора Охлон. А у ее подножия… Впрочем, сколько я себя помню, эти камни были здесь всегда. И даже от стариков, которые знают и помнят куда больше, чем мы, даже от своих сверстников, знающих в Ефесе и его окрестностях каждое дерево, каждый камень, я не слышал, что где-то тут есть пещера…