Монахиня Евфимия - Испытание чудом. Житейские истории о вере

– Это Ефес, – ответил я. – А ты здешний?

– Кажется, да… – нерешительно промолвил он, словно не веря самому себе. И тут я понял… Господи, как же все просто! Этот юноша – беглый сумасшедший. Оттого-то он и не понимает, где находится. И в то же время боится, что его поймают и вернут под замок. Судя по перстню на руке, он из богатой семьи… Что же делать? Пожалуй, прежде всего, нужно его успокоить. Вон как он испуган, бедняга!

– Не бойся! – сказал я, стараясь говорить как можно более участливо и доброжелательно. – Я не дам тебя в обиду. Ведь мы с тобой братья… Кстати, меня зовут Симеон. А тебя?

– Ямвлих, – ответил он и добавил: – Спаси тебя Господь, брат.

Что ж, полдела сделано. Он успокоился. Вдобавок теперь я знаю его имя…

– Ну вот и славно, Ямвлих. А теперь скажи мне, куда тебя отвести? Ты ведь куда-то шел, верно?

Его ответ подтвердил мою догадку: он – сумасшедший:

– Отведи меня в какую-нибудь хлебную лавку. Я должен купить хлеба для братьев. А потом мы все вместе пойдем к императору. Пусть он не думает, что мы боимся умирать. Мы готовы. И с радостью примем смерть за Христа.

Что он городит? Впрочем, чего взять с больного? Но какая удача, однако! Ведь мой дядя – булочник. И его лавка – на соседней улице. Наверняка дядя знает, где живут родственники этого бедняги. Тогда я отведу его домой, где он вновь окажется под присмотром и в безопасности.

Странный, однако, у него бред! Похоже, ему кажется, будто он живет во времена гонений на христиан. Слава Богу, что они давно прошли!

Несмотря на ранний час, мой дядя уже давно открыл свою лавку. И по всей нашей улице разносился аппетитный запах свежевыпеченных пирожков и булочек. Пухлые, румяные, соблазнительные на вид, они так и просились в рот. Лишь для меня, после смерти родителей жившего в доме дяди и служившего в его лавке мальчиком на посылках, этот хлеб был черств и горек: в сиротстве жить – слезы лить.

Чрезвычайно любезный и приветливый с богатыми покупателями, дядя исподлобья уставился на Ямвлиха. Похоже, он принял моего странного спутника за нищего. А нищих дядя на дух не переносил. И с бранью гнал их прочь от своей лавки. Ибо был убежден: то, что подано нищему – выброшено на ветер. А мой дядя был человеком бережливым.

Я уже собирался объяснить дяде, что Ямвлих – не нищий, а больной. Однако безумный юноша опередил меня.

– Здравствуй! – обратился он к дяде. – Я бы хотел купить у тебя хлеба на семерых человек. Вот деньги.

С этими словами он протянул дяде серебряную монету. Тот взял ее… и изменился в лице. Некоторое время он пялился на сребреник, а потом заговорил так почтительно и любезно, словно перед ним стоял человек, одетый не в рубище, а в шелк и пурпур:

– Вот ведь незадача какая: разменять нечем! Придется сбегать к соседям… Не обессудь, господин хороший, подожди – я мигом вернусь!

С этими словами он протянул дяде серебряную монету. Тот взял ее… и изменился в лице

За время житья у дяди я уже успел убедиться: он лебезит лишь перед тем, от кого надеется получить какую-либо выгоду для себя. И поступает так только до тех пор, пока этот человек ему нужен. Поэтому, стоя у прилавка рядом с ничего не подозревавшим Ямвлихом, я украдкой следил за дядей. Сперва он направился к лавке фруктовщика Мины. Пошептался с ним о чем-то, указывая на нас с Ямвлихом. Протянул ему злополучный сребреник. Мина повертел его в руках, понюхал, попробовал на зуб, покачал головой. После чего, в свою очередь, наклонился к дядиному уху. Затем они вдвоем пошли к лавке Мелетия, торговца маслом. Опять показ загадочной монеты, настороженные взгляды в нашу сторону и перешептывание… И вот они, теперь уже втроем, стучат в ставни лавки мясника Гервасия… Ох, не к добру все это! А Ямвлих стоит себе спокойно возле нашей лавки и ждет возвращения дяди. Что ж, вот и он – а с ним трое наших соседей! Господи, что же будет?!

Увидев перед собой не одного, а сразу четырех лавочников, Ямвлих испугался не на шутку.

– Прошу тебя, – обратился он к дяде. – Возьми эту монету себе, мне не нужно сдачи.

– Что я вам говорил! – воскликнул дядя, и в его голосе слышалось торжество человека, получившего доказательство своей правоты. – Вот ты, братец, себя и выдал! Честный человек так просто со своими деньгами не расстанется! Значит, ты эту монету украл! А ну признавайся – у кого стащил?

– Постой-ка, сосед… – глубокомысленно промолвил Мина. – А что, если он ее не крал?

– И откуда ж тогда он ее взял? – насмешливо пробасил мясник Гервасий, первый силач на нашей улице, способный одним ударом свалить с ног быка. – У папеньки с маменькой? Скажешь тоже! Выдумщик!

– А ты – дурак! – парировал Мина. – Монета-то ранешняя… Такие в старых кладах люди находят. Что если этот парень тоже клад откопал?

– И что с того? – замялся Гервасий и поскреб пятерней затылок.

– А то, что головой думать надо! – торжествующе закончил Мина. – Послушай, сынок! – ласково обратился он к Ямвлиху. – Ты ведь и впрямь нашел клад, да? Так вот: отдай-ка ты его нам. Мы никому ничего не скажем. И тебя отпустим. Ну что, согласен?

Расширенными от ужаса глазами Ямвлих глядел на хитрого старика. И молчал.

– А если не отдашь – отведем тебя к судье! – продолжил Мина. – И он велит тебя пытать. А потом посадит в тюрьму – и сгниешь ты там заживо. И клад твой зазря пропадет. Так что лучше отдай его нам, пока не поздно… Чего молчишь? Язык проглотил? Эх, да что с тобой церемониться… Вяжите его, братцы! Жаль мне тебя, парень! Пропадешь ты по собственному упрямству! Мы-то тебе помочь хотели… Что ж, пеняй на себя!

Ямвлих не проронил ни слова. Он молчал и тогда, когда Гервасий вязал ему руки его же собственным поясом. И после, когда мой дядя и наши соседи-лавочники волокли его по улицам на веревке, осыпая бранью и ударами. По пути к ним присоединялись все новые и новые люди, решившие поучаствовать в расправе над пойманным вором…

Над моим названым братом, за которого я не осмелился заступиться.

Тем временем впереди показались купола, увенчанные крестами. Значит, мы подошли к главной площади нашего города, где стоит собор в честь Царицы Небесной. Ведь кто не знает, что наш Ефес называют городом Божией Матери! Именно у нас Она жила после вознесения на небеса Своего Божественного Сына, окруженная заботой младшего и любимейшего Его ученика – святого апостола Иоанна Богослова. Ходила по нашим улицам… может быть, и по той, где стоит дядина лавка. Некоторые даже утверждают, будто на самом деле Она преставилась не в Гефсимании, а у нас, в Ефесе. И главный храм нашего города посвящен Ей. Вон, как сверкают на солнце его золоченые кресты!