Сергей Зарин - Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

Если христианская «свобода» есть свойство и принадлежность именно благодатной, «духовной» жизни, то для сохранения полученной «свободы» человек должен жить по началам «духа», так чтобы ими проникалось все его поведение и их поступки [575]. Но поступать по духу, значит не исполнять вожделений плоти [576], которая «желает противного духу» [577]и проявляется в свойственных ей обнаружениях [578] – «страстях» (τὰ παθήματα) и «похотях» (αἱ ἐπιθυμίαι) [579].

Эти проявления, как всецело противные «духовной» жизни и с ней безусловно не совместимые, должны быть совершенно изгнаны из личной жизни человека [580].

Таким образом, отрицательным условием сохранения духовной жизни с её неразлучным спутником – истинной «свободой» является подавление и искоренение возбуждений, идущих из области «плоти» и служащих проявлением её специфических особенностей [581]. Так называемая, «свобода» в отношении «плотских» проявлений не только не совместима с истинно–христианской «свободой», но ей диаметрально противоположна, по существу являясь «рабством тлению» [582]. А с положительной стороны для возрастания в духовной жизни и укрепления в истинной «свободе» необходимо преуспеяние в «любви» – с её неразлучными спутниками [583]. Следовательно христианская «свобода» возрастает, расширяется и крепнет по мере преуспеяния в христианской любви, которая является сердцевиной религиозно–нравственного совершенствования.

Итак, христиане в крещении «умирают для греха» [584], «освобождаются» от него [585], так что он над ними уже не господствует [586].

Однако их «свобода» от греха не есть безусловная независимость от обязательной нормы, чуждая определенных обязанностей.

«Освободившись от греха, христиане становятся „рабами праведности“» [587], т. е. получают возможность свободно отдаться всецело делу осуществления христианской «любви», святости [588], до полного самоотвержения и самозабвения. Таким образом, человеческая «свобода» не есть способность бессодержательная, чисто формального свойства, она непременно осуществляет тот или иной принцип, – или «духовной» или «плотской» жизни, но только в первом случае является «свободой» в настоящем, подлинном смысле, так как выражает истинную сущность, настоящее предназначение человека, вполне отвечает самой его идее и есть для него нравственная необходимость [589]. Таким образом, «благодать крещения – основание новой жизни» (δευτέρου βίου κρηπῖδα) [590], её фактическое начало, но только именно необходимое основание , действительное начало , а еще не самая эта жизнь, которая вся и всецело еще впереди, в будущем. [591]

Вот почему св. И. Златоуст и говорит, что, по учению Апостола (Римл. VIII, 4), для спасения человека не достаточно (οὐκ ἀρκεῖ) крещения, если после крещения (μετὰ τὸ λουτρὸν) он не обнаружит жизни, достойной дара [592], т. е. жизни, сущностью смыслом, содержанием и целью которой является именно действительное соблюдение данного в крещении обещания, фактическое осуществление запечатленной в крещении решимости жить отныне во Христе и по Христу [593].

«Очевидно, что такая решимость есть только начало дела» [594], она получает свое значение только по отношению к последующему действительному проведению её в жизнь, в поведение.

Отсюда вышедшему из купели предстоит с этой минуты действительно ходить в обновленной жизни [595]. Эта жизнь по своему содержанию должна быть неуклонным осуществлением того, что создалось в глубине человеческой личности. Там же в процессе обращения образовалась твердая решимость навсегда умереть для греха и осуществлять в своей жизни, по примеру Христа и в обращении с Ним, только правду и святость.

Таким образом, что состоялось только в намерении и решимости, то проявляется и осуществляется теперь в действительности, в жизни. Целью и следствием такого поведения является согласие внутреннего человека с внешним [596], так чтобы «благовидность жизни» вполне совпадала с направлением мыслей по Христу [597].

«Христос источает чистоту, а приобщающийся почерпает, переводя в жизнь красоту (содержащуюся) в мыслях», намерениях [598].

Если раньше, в крещении, верующий умер для греха только в намерении и решимости, которые и были укреплены благодатью, то после крещения он должен действительно постоянно умерщвлять себя по силе первого решения [599].

Следовательно, вся жизнь христианина должна быть очищением и освящением (πᾶς ὁ βίος κάθαρσις… καὶ τελείωσις) [600], по силе и на основе полученного в крещении очищения и освящения. В этом именно и состоит «духовное служение», жизнь, согласная со Христом (ἡ πολιτεία ἡ κατὰ Χριστὸν) [601].

Процесс постепенного изгнания из личной жизни греха и, нераздельно с этим, водворения в ней правды и святости Христовой в Св. Писании называется «освящением», «оправданием» и «обновлением», причем процессуальный характер этих актов ясно различается от актов, носящих то же самое наименование, но уже однажды навсегда в – жизни человека совершившихся в крещении, – и уже более не повторяющихся [602].

Таким образом, обновление христианина после крещения состоит в продолжающемся всю его жизнь двустороннем процессе соумирания и совосстания со Христом. Действительное осуществление «обновления» совершается неразрывным взаимодействием благодати и свободы. Способ этого взаимоотношения уясняется отчасти из рассмотрения того, в чем именно выразилось нравственное обновление человека в процессе его обращения, запечатленном благодатью.

Ветхий человек убивается в крещении лишь по намерению и решимости [603]. Следовательно, в крещении совершается не полное и окончательное уничтожение порока, но только некоторое пресечение непрерывности зла (τινα διακοπὴν τῆς τοῦ κακοῦ συνεχείας) [604]. Соответственно этому , и «благодать сначала приосеняет душу только в одной её части» [605].

Сущность святоотеческого учения по вопросу, в какой же именно части души сначала поселяется, так сказать, благодать, прекрасно, точно и определенно выражает еписк. Феофан. «Истинная благодатная жизнь в человеке вначале есть только семя, искра; но семя, всеянное среди терния, – искра, отовсюду закрываемая пеплом… Сознанием и произволением человек прилепился к Богу, и Бог восприял его, соединился с ним в сей самосознающей и произволящей силе, или уме и духе, как говорится об этом у св. Антония и Макария Великого. И доброго, спасенного, богоугодного в человеке только и есть. Все другие части находятся еще в плену и не хотят и не могут еще покорствовать требованиям новой жизни… Следовательно, он весь еще нечист, кроме единой точки, которую составляет сознающая и свободная сила – ум или дух. Бог чистейший и соединяется с сею единою частью, все же другие части, как нечистые, остаются, вне Его, чужды Его, хотя Он готов преисполнить всего человека, но не делает сего, потому что человек нечист» [606].