Сергей Зарин - Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

Охарактеризованный третий момент у свв. аскетов называется обычно συγκατάθεσις [1211]) [1212]и определяется как « изъявление согласия на страсть (внушаемую) помыслом» [1213], (ἡ κατάνευσις πρὸς τὸ πάθος τοῦ λογισμοῦ), или же как « согласие души с представившимся (помыслом), соединенное с услаждением» (νεῦσιν ἐνήδονον τῆς ψυχῆς, πρὸς τὸ ὀφθὲν γινομένην) [1214], причем о его психическом существе и нравственном вменении замечается, что он в этом отношении «приближается к делу и уподобляется ему» (συγκατάθεσις ἡ ἐγγίζουσα καὶ παρομοιοῦσα τῇ πράξει) [1215]. Таким обр., в третьем моменте, называемом συγκατάθεσις, человек делает новый – решительный и важный – шаг по пути приближения к греховной страсти, поскольку в душе его, именно в данном моменте, назревает волевая решительность достигнуть того или иного употребления объекта страстного помысла, пустив в ход с этой целью все зависящие от самого человека средства [1216] [1217]. Следов., в принципе удовлетворение страсти решено, грех в намерении уже совершён. Остается только соответственное «производство дела», фактическое удовлетворение возникшего и созревшего страстного греховного желания – ἐνεργεία, [1218]ἡ κατ’ ἐνέργειαν ἁμαρτία [1219].

Но при этом, прежде чем состоялось окончательное решение человека перейти к этому последнему моменту, а также иногда даже и после такого решения, – человек в некоторых случаях наблюдает в себе и переживает еще борьбу (πάλη) между страстным влечением к известному объекту, с одной стороны, и противоположными добрыми влечениями и наклонностями своей природы, своими разумно–нравственными убеждениями, – с другой [1220]. Впрочем, последний психический момент неустойчивого колебания воли между противоположными с нравственной точки зрения влечениями имеет место, к сожалению, далеко не всегда, а лишь в тех, сравнительно благоприятных, случаях, когда в душе еще не успел образоваться «навык» (ἔξις), и именно «дурной навык» (ἡ πονηρὰ ἕξις) [1221]к помыслу, так что греховная склонность еще не проникла глубоко в природу человека, не сделалась свойством, постоянным качеством его характера, привычной стихией его настроения, – когда человек, вследствие этого, постоянно думает и мечтает о предмете страстного позыва (συνεχὴς μελέτη καὶ φαντασία), короче, – когда в душе еще не образовалась вполне и окончательно страсть (πάθος), в узком и специальном смысле этого слова [1222]. В этом последнем случае страстное желание бывает настолько интенсивно, влечение к известному объекту настолько сильно, что воля человека или совсем без борьбы или же почти без борьбы, бурно, стремительно, охотно отдается делу удовлетворения страсти, утрачивая нормативно обязательную для человека господственную, руководящую и контролирующую власть волевой способности над отдельными влечениями и потребностями человеческой природы. Следов., здесь уже не воля господствует над страстным влечением, а это последнее – над волей, насильственно увлекая всю душу в сторону предмета страсти, заставляя всю её мыслительную и активную энергию сосредоточиться около этого последнего. Такое этико–психическое состояние называется пленением (αἰχμαλωσία) [1223] [1224]. В этом моменте страсть является в своем полном развитии и решительном обнаружении, – как состояние души совершенно окрепшее, раскрывшее всю свою энергию, дошедшее до nеc plus ultra.

Центр тяжести «плотских страстей» лежит собственно в душе. — Противоестественность «плотских страстей». — Выводы отсюда относительно общего характера и основных методов борьбы с «плотскими» страстями. — Род и качество пищи. — Нормальное отношение человека к процессу питания. — Нарушение такого отношения в страсти γαστριμαργία и различные виды «чревоугодия». — Анализы страсти «блуда» (πορνεία). — Общие выводы.

Из анализа главных моментов постепенного развития в человеке искушающего зла вытекает с полной убедительностью и совершенной несомненностью та истина, что, по аскетическому учению, все без исключения страсти, – не только душевные, но и т. наз. телесные , свой центр тяжести имеют несомненно в душе. Вот почему и аскетическое отношение к питательной и половой функциям принадлежит именно к психической области борьбы духа собственно и непосредственно не с телом , а именно с « помыслами ».

С этой точки зрения в высшей степени знаменательно также и то, что основная причина подчинения души плотским страстям полагается и категорически указывается многими весьма авторитетными аскетами именно в удалении души от созерцания Бога (ἀπὸ τῆς εἰς Θεὸν θεωρίας) [1225]. Сами по себе отправления организма ни в коем случае не могут быть названы страстями в этически дурном, порицательном смысле; таковыми являются только душевные состояния сластолюбия, сладострастия [1226]. Вот почему, по учению аскетов, чревоугодие и блуд нравственному вменению, этической оценке, подлежат не в качестве естественных отправлений организма, т. е. не в смысле явлений физиологического порядка, но собственно как психические состояния падения, которые именно постольку греховны и гибельны, поскольку «помысл примешивается к духу» (ὅταν… λογισμὸς (πορνείας) τῷ πνεύματι μίγνοται), т. е. поскольку он затрагивает его сферу, входит в его область, и душа «сочетавается с обольстительным в ней отпечатлением» (ἐκτυπώματι πλάνης ἡ ψυχή σου σογγίνεται) [1227], т. е. – поскольку названные страсти оказываются явлениями, принадлежащими к сфере психической жизни [1228].

Отсюда понятно, что и «телесные страсти» ни в коем случае не могут быть объяснены в своих главных специфических особенностях из одних нормальных телесных потребностей, – последние служат для первых, самое большее, только поводами, исходными пунктами, основами; в дальнейшем же самое важное значение принадлежит уже душе, именно её влиянию и воздействию [1229]. Отсюда в результате противоестественность страстей. По определению св. И. Дамаскина , «действие называется страстью, когда оно возбуждается несогласно с природою» [1230]. Эта их важная, характерная особенность сама по себе не объяснима из потребностей телесной жизни [1231].

«Тело имеет движение естественное, прирожденное ему; но оно не действует, если душа не хочет, – и показывает в теле только движение бесстрастное » (ἀπαθῆ κίνησιν) [1232].

По словам преп. Исаака С. , то естественное движение, какое бывает в человеке ради чадородия, одно само по себе без присоединения отвне, не может возмутить чистоты человеческой воли и потревожить его целомудрия. В случае возбуждения кого–либо похотью, вовсе не сила естественная вынуждает его выйти из пределов природы, нарушив свои (нравственные) обязанности, а то, что присоединяет сам человек к своей природе, по своим волевым побуждениям (διὰ τῶν ἀφορμῶν τοῦ θελήματος) [1233].