Лев Тихомиров - Руководящие идеи русской жизни

Итак, мы не обвиняем ни в чем тех людей, которые раз пошли по депутатской части, а лишь объясняем, почему интересы законодательства в столкновении с избирательными интересами отходят по необходимости на задний план. Это такой факт, который осуждает не людей, а систему.

То, что мы видим теперь у нас в области высшей государственности, — очень хорошо и давно известно по истории и практике всего парламентарного мира. Поэтому-то и нельзя в сотый и тысячный раз не задать себе вопроса: почему мы, имея перед собой потребность улучшить прежний государственный строй, выбрали для этого такую систему, которая, как должен был понимать всякий знающий человек, не способна ничего улучшить, а может только ухудшить? Почему мы даже и теперь, познавая уже на собственном опыте справедливость всемирной критики парламентаризма, остаемся при этом, в смысле орудия законодательства, наихудшем строе? Неужели только потому, что он выгоден для интеллигенции, получающей при нем столько новых способов житейской карьеры?

Как бы то ни было, лучшие люди разъехались на подготовку избирательной борьбы и потом опять съедутся в Таврический дворец для довершения своих блоков и договоров, и потом опять разъедутся весной для окончательного похода на завоевание голосов, который характеристически и называется «избирательной кампанией». И точно — «кампания». A la guerre comme a la guerre! [125] На войне как на войне! (фр.). А законодательство подождет, или должно будет приспособляться к тому, чего потребуют блоки и договоры, потребные в избирательных интересах.

Несмотря на то, что избирательные интересы поглощают теперь все внимание как членов Думы, так и правительства, исход предстоящей выборной кампании в четвертую Государственную Думу представляется загадочным.

Быть может, яснее всех кампания представляется фракциям оппозиционным. Их тактика, уже давно подготовляющая средства действия, состоит в разжигании страстей, в создании распаленного состояния умов, в заготовке сил боевых, крепко организованных. При помощи всего этого, с добавлением всяких способов избирательного притворства и обманов они, вероятно, рассчитывают отчасти увлечь, отчасти запугать умеренные элементы и таким образом захватить всеми правдами и неправдами возможно большее количество мест в Думе. Там уже маски будут сброшены, а в то же время, быть может, некоторый вид революционного движения должен повлиять на правительство и расположить его к такой перестройке учреждений, которая бы завершила в конституционно-демократическом смысле успехи, достигнутые революцией в 1905–1906 годах. Вероятно, при этом предполагается, что социалистические элементы снова сыграют роль вьючных животных, провозящих политический товар радикалов.

Так нам представляют вероятные планы радикальной оппозиции: на это указывали уже многие явления вроде прошлогодней вербовки революционных сил из молодежи, беспорядками выбрасываемой из учебных заведений и окончательно доделываемой в революционную силу посредством ссылок, побегов и нелегального положения. На эту тактику указывает и теперь агитация среди рабочих и распространение кем-то ложных слухов среди крестьян о будто бы предстоящем переделе земли.

Выйдет ли что из всех этих махинаций — это покажет будущее. Для нас важно теперь лишь представить себе вероятную общую схему тактики, которой могут держаться оппозиционные выборы и четвертую Думу.

Но что будут делать фракции всех оттенков государственности, законности и порядка?

В общем можно сказать, что они доселе действуют довольно слабо. Самое же главное: условия действия для них стали менее благоприятны, нежели в эпоху прошлых выборов в третью Думу. Тогда, как известно, 3 июня был изменен избирательный закон приспособительно к цели вызвать к действию наиболее государственные, наименее революционные элементы представительства. Насколько оказался целесообразен избирательный закон 3 июня 1907 года, — показала третья Дума. Хвалить ее мы, понятно, не станем, однако она все же поставила своей целью работать в государстве и с государством, а не разрушать его, как две первые Думы — «народного гнева» и «народной мести». Но в настоящее время избирательный закон 3 июня, по всеобщему мнению, является уже устарелым.

Эта быстрая устарелость, конечно, показывает, что он не отличался большими совершенствами. Но во всяком случае, теперь приходится задумываться о последствиях этих несовершенств, особенно при наличности революционных заговорщических групп, которые, конечно, постараются использовать все шансы, даваемые им слабыми местами избирательного закона.

Можно предвидеть на этой почве два существенных обстоятельства, вредных для выборов четвертой Думы. Прежде всего, закон 3 июня, стараясь дать должное место в представительстве консервативным избирателям, разумеется, исчислял их в таком количестве, в каком они представлялись в то время. Но за пять лет, с тех пор протекших, целый ряд условий совершенно изменил характер нашего землевладения. В губерниях повсюду до чрезвычайности ослабело среднее и крупное землевладение, и земский поместный элемент численно очень уменьшился. Во многих местностях мы найдем едва половину того консервативного избирательного элемента, который был в 1907 году. Имения пораспроданы, люди разбрелись по разного рода службам. Таким образом, с этой стороны статистическая подкладка закона 3 июня оказывается уже не соответствующей действительности.

С другой стороны, настроение мелких избирателей чрезвычайно изменилось с того времени — не в том смысле, чтобы стать революционным или оппозиционным, но в том, что в 1907 году мелкий избиратель нисколько не стремился быть избранным. Прежде охотников идти в Думу не оказывалось, и местами крестьяне посылали прямо самый «негожий» для деревни элемент. Ныне настроение совершенно не то. Огромное для бедных людей жалованье членов Думы стало золотой мечтой для массы избирателей. Заработать за пять лет 20 тысяч рублей, обеспечить себя на всю жизнь — это такая соблазнительная мысль, перед которой склонились все умы. Поэтому в среде мелких избирателей, по всей вероятности, должно предвидеть очень своеобразную картину. Едва ли ко вторичным избраниям они допустят много членов третьей Думы, которые «довольно попользовались», так что «пора и людям дать». Желающих попасть в законодатели окажется множество. Чуть не каждый избиратель будет расположен голосовать за себя. Вследствие такого напряженного стремления к депутатскому жалованью всякие воздействия на избирателей, бывшие крайне легкими в 1907 году, теперь, конечно, очень затруднятся, ибо обеспечение всей жизни — это такой аргумент, которого ничто не может преодолеть. Естественным последствием должно явиться весьма незначительное число голосов за каждого жаждущего законодательного кресла. Но при всем этом кто же окажется победителем на выборах? Конечно, тот, кто будет в состоянии распоряжаться хотя бы небольшими, но сплоченными и дисциплинированными группами. Самое большое количество дружных голосов может быть достаточно, чтобы решать участь выборов.