Александр Ткаченко - Бабочка в ладони

Но как же быть тогда с аргументом Ивана Карамазова, удивлённого цинизмом этой божественной гармонии, пренебрегающей слезой невинно замученного ребёнка? Как и в случае с Оккамом, не пользовавшимся своей бритвой, недостаточно было бы ответить, что сам Достоевский был глубоко верующим. Фёдор Михайлович, пока не требовал его Аполлон к священной жертве, был вообще человеком довольно слабым, поверхностным и падким до разных предрассудков, в том числе и национальных, и нет ничего удивительного в том, что его герои намного умнее, сложнее и интересней их автора.

История, увы, дала гораздо более яркие иллюстрации, чем литературный пример о ребёнке, затравленном собаками. Маленькие дети, заморенные голодом в фашистском лагере или, что далеко ходить за примером, жертвы бесланского теракта. Это какой такой высшей справедливостью можно оправдать то, что несколько сотен маленьких детей умерли в своей школе, лишённые еды и вынужденные пить собственную мочу? Это что же это за бог такой, который безразлично смотрит на какую-нибудь испуганно молящуюся девочку, что оказалась в плену у террористов, морящих ее жаждой и садистски насилующих? Многие верующие говорят в ответ, что, дескать, бог дал людям свободу, и те уже справляются с ней как могут, а могут только так жестоко. Но какая же свобода у этой конкретной девочки? Чем же этот бог отличается от Адольфа Гитлера, который под предлогом заботы о человечестве в целом уничтожил сотни тысяч людей по отдельности?

Тут какое-то логическое несоответствие. Если бог только создал правила игры и больше не участвует в процессе принятия решений, тогда зачем же верующие молят его о чём-то, надеются на его милость? А если он в силах принимать решения, то мера его полномочий пропорциональна и мере ответственности. Не злоупотребляет ли он этими своими полномочиями? Почему же это бог решил, что имеет право позволить заморить невинного ребёнка до смерти? Даже дельфины спасают тонущих людей, а уж всевышнему сам бог велел. Кто-то может сказать, что у бога свои резоны, и он не поддаётся человеческой логике, и надо с этим смириться, но эта демагогия ничем не отличается от совершенно аналогичных рассуждений нацистских солдат, исполняющих приказы о пытках и убийствах, с тем лишь отличием, что у веровавших в фюрера выбор был нелёгкий, иногда между жизнью и смертью.

Выходит, что вера в Деда Мороза куда менее цинична — она не создаёт ложного ожидания справедливости и спасения, в ней нет никакого лицемерия. Зачем тогда вообще нужна эта вера в бога? Многие считают, что религия — очень полезная штука для общества, так как является его этическим стержнем, позволяющим человечеству сохранять основные морально-нравственные ориентиры… Этому посвящён третий и последний вопрос.

Религия для культуры — это в первую очередь именно этическая система. Общество в целом безразлично к таким интимным вещам, как вера каждого отдельного человека во что бы то ни было, но если эта вера как-то связана с общественной этикой, она неизбежно становится частью социальной структуры. На историю всегда оказывает влияние либо та вера, на которой основываются этические нормы, либо вера, которая их подрывает, все остальные верования для общества безразличны. По сути дела, для социальной системы безразлична даже природа веры — религия, политическая идеология, традиции — неважно, что служит обоснованием тех или иных норм, важен их смысл. Любое общество всегда находится в атмосфере идей (пусть иногда и разреженной) но в форму нормативных ценностей идеи могут быть облечены только тогда, когда социальная среда в этом нуждается.

Как правило, общество нуждается в стабильности, и этические нормы лишь укрепляют её. В социологическом смысле нет большой разницы между вором в законе в 90-х годах в России или архиепископом позднего средневековья — и тот и другой являются частью некой структуры, дополняющей официальные государственные институты и в значительной степени гарантирующей общественный порядок. Какое-то сообщество живёт «по понятиям», какое-то — согласно религиозным предписаниям, но в обоих случаях существует некоторая нормативная система, позволяющая разрешать конфликтные и просто спорные ситуации.

В переломные моменты, когда социально-политическая структура общества претерпевает изменения, на этой волне часто возникает новая идеология, которая не только не служит оплотом стабильности, но и наоборот, призвана её уничтожить. Христиане в катакомбный период провозглашали почти те же лозунги, что и намного позже социалисты и коммунисты до прихода к власти — те же свобода, равенство и братство. Когда же идеология переходит из разряда протестных в разряд нормообразующих, она тут же склонна превращаться в аналог предшествующей ей консервативной системы.

Таким образом, относительно религиозной этики существует, как и в отношении коммунизма, две основных позиции — апологетическая, опирающаяся на изначально провозглашаемые ценности, и критическая, опирающаяся на реальную практику имплементации этих норм. И снова (бог любит троицу) имеет смысл обратить внимание на точку зрения, которая отстоит от обеих этих позиций: религиозная мораль — как в её идейном, так и в её практическом воплощении — развитому обществу не нужна.

Несложно заметить, что во всех частях планеты независимо друг от друга этическая эволюция происходит в одном и том же направлении. Можно спорить с марксистской теорией формаций и выделять большее количество этапов, либо несколько иначе определять разные стадии структурных изменений, но, наверное, все согласятся с тем, что этика в значительнейшей степени зависит от общественной структуры, которая, в свою очередь, меняется вместе с развитием технологий и экономики. Эти взаимосвязи очень и очень сложны, и развитие происходит нелинейно, но какие-то мегатренды, опять же, очевидны. Скажем, отрицание индивидуализма, нетерпимость к инакомыслию, приемлемость пыток и показательных казней, непререкаемый авторитет религиозных норм — то, что иногда относят к мусульманской культуре или даже шире к восточной — не более чем просто стадия развития культуры, которой переболела и Западная Европа. Может быть, радикальному исламисту достаточно этих строк, чтобы начать против автора священный джихад, но факт остаётся фактом — такие универсальные (признаваемые во всех культурах) критерии, как детская смертность, грамотность, уровень медицинского обслуживания, уровень преступности и прочие показатели значительно различаются в странах, основанных на вышеперечисленных культурных ценностях, и государствах, поощряющих индивидуализм, демократические свободы и толерантность, что и даёт основание говорить не просто о различии культур, но и о различных стадиях развития.