Александр Ткаченко - Бабочка в ладони

Даже те арабские страны, которые «сидят на нефти», не могут сочетать патриархальный строй с процветанием и не попадают в первые десятки индекса развития человеческого потенциала. А кто занимает в этом индексе первые места? Наиболее развитые страны уж точно никак нельзя отнести к наиболее религиозным. Согласно исследованию, опубликованному Washington Profile в 2006 году, самыми атеистичными странами мира, по опросам, оказались Швеция, Вьетнам, Дания, Норвегия, Япония, Чехия, Финляндия, Франция, Южная Корея и Эстония. Вьетнам попал в этот ряд лишь только потому, что религия в этой стране вытеснена тоталитарной идеологией, а все остальные из этих государств относятся к числу наиболее развитых, причём пять из оставшихся девяти входят в первую десятку стран по индексу развития человеческого потенциала ООН. И наоборот, страны, где религиозная этика строго регламентирует все стороны человеческой жизни, почему-то относятся к числу бедных, а если не повезло с залежами нефти — то и к беднейшим. Наводит на размышления, не так ли?

Иногда можно услышать аргумент, согласно которому в процветающих западных странах, где религия не определяет этические ориентиры, благополучие иллюзорно и поверхностно. Сторонники такой версии пытаются её подтверждать высоким уровнем самоубийств в этих странах… Эта логика выглядит достаточно странной. Во-первых, как известно, человек не склонен к самоубийствам в условиях борьбы за выживание — но можно ли называть общество, где человек всю жизнь борется за еду и безопасное существование, более благополучным? Во-вторых, в религиозных странах самоубийства считаются большим грехом, и страх общественного порицания удерживает многих от подобных поступков. С благополучием общества это никак не связано. В-третьих, в индустриальных условиях, свойственных развитым странам, покончить с жизнью куда проще — многие самоубийцы в минутном помутнении рассудка бросаются под поезд или из окна, в то время как в провинции жизнью кончают те, кто сознательно на это решился, и таких конечно меньше. Да и сама статистика не обнаруживает здесь прямых взаимосвязей. Скажем, среди лидеров по числу самоубийств в Европе нет стран, приведённых выше как пример наиболее атеистичных. В первую пятёрку наиболее суицидальных стран Европы входят Литва, Россия, Казахстан, Белоруссия и Латвия. Швеция, возглавляющая список наиболее атеистичных стран мира, в «суицидальном списке» Европы только на 27-м месте.

Сама по себе идея религиозной этики весьма сомнительна. Верить в то, что нельзя, к примеру, бить женщин и детей, это всё равно что верить в таблицу умножения или во вращение земли вокруг солнца. Если для человека простые истины — предмет веры, а не знания, он становится слепым рабом своих верований, во имя которых женщины и их дети иногда оказываются жертвами охоты на ведьм.

Предположим, что святая инквизиция и прочие примеры «защиты религиозной морали» — это перегибы. Но есть ли вообще смысл в определении этических ценностей через религию? Действительно ли религия укрепляет общество, а не мешает ему развиваться?

Для примера, в определённых молодёжных субкультурах практикуется свободная любовь по взаимному согласию, соответственно заповедь «не возжелай жены ближнего своего» там нарушается. Или вот маньяк с ножом схватил на улице девочку, а подоспевший папаша достал пистолет и нарушил заповедь «не убий». Исходить из презумпции о том, что их поведение греховно просто потому, что так сказал господь — это значит добровольно отказываться от собственного сознания, становиться рабом чьих-то суждений. Верующий, конечно, скажет — «не судите и не судимы будете», но как же не судить, если надо понять для себя — можно так вести себя или нет? И когда верующему человеку преподносят некие заповеди в готовом списке, как инструкцию по пользованию телевизором, это лишает человека главного — самостоятельного формирования ценностных представлений через осмысление и чувственное переживание окружающего мира.

Нет, человек способен и сам осознать моральные принципы, причём именно осознать, а не только почувствовать. Универсальный алгоритм предлагает Иммануил Кант в своём категорическом императиве: «Поступай согласно такой максиме, которая могла бы стать всеобщим законом». Человек сам определяет, что он хотел бы видеть всеобщим законом (распространяющимся и на него самого), а примирять субъективные воззрения на всеобщие законы и вырабатывать социальные нормы призвана уже законодательная система. При таком подходе человек сохраняет свободу, стимул для познания мира и одновременно лишается возможности распространять свою свободу за счёт ущемления прав других граждан. Зачем же вам, верующие, тут ещё и «спущенные свыше» религиозные принципы морали?

Из сказанного выше ясно, что некоторые общества (или даже культуры, на определённой стадии развития) нуждаются в церкви и религиозной этике, но нуждаются только потому, что страдают от недостатка социального капитала. Современные развитые плюралистические общества попросту могут себе позволить больше измерений свободы и тогда, делая тот или иной нравственно значимый выбор, человек, вместе со своей свободой, берёт за него и ответственность. Наличие некоей всеобщей нормативной этической системы позволяло когда-то уйти от персональной ответственности, удачно сославшись на слова Иисуса или (в зависимости от эпохи) Карла Маркса. Современный человек сослаться может и на того, и на другого, но моральная ответственность останется на нём самом. Человек, конечно, подвержен слабостям, нет-нет да и позволит себе какую-нибудь гадость, а общество — либеральное и толерантное — иногда этого даже не заметит. Оставит безнаказанным. И тут, наверное, хотелось бы, чтобы господь его осудил, сейчас или хотя бы на Страшном суде. Но хотелось бы понять, кто потом будет судить самого бога?

Уважаемый Роман, Вы правы: объяснить свою веру в категориях разума действительно трудно. Однако ничуть не легче объяснить подобным образом собственное неверие. Антон Павлович Чехов в 1897 году писал в своем дневнике: «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-нибудь одну из двух этих крайностей, середина же между ними ему неинтересна, и он обыкновенно не знает ничего или очень мало».