Епифаний Феодоропулос - Заветы жизни. Из жизни и учения архимандрита Епифания Феодоропулоса

— Мне было внутреннее извещение, что все так и будет.

Часто поздними вечерами мы находили батюшку стоящим на коленях перед Распятием. Он видел, что мы пришли, и делал нам знак подождать. Наше присутствие его не беспокоило. Он, будто рядом никого не было, продолжал либо открывать Господу свои трудности, возлагая на Него всю надежду, либо благодарить Его. Затем с удовольствием отвечал на наши вопросы.

Но порой отец Епифаний не торопился с ответом. Еще раз повторяешь вопрос — и снова молчание… Потом начинаешь понимать, что он тянет четки. И пока не закончит, ответа не услышишь.

Батюшка сказал одному своему духовному чаду, у которого были проблемы с близкими:

— Объясню тебе, почему так происходило: я не молился за тебя особо. Но уже с сегодняшнего вечера я начну молиться и все пойдет хорошо.

Много лет назад пришла к отцу Епифанию одна сестра и спросила его об Иисусовой молитве. Тот со смирением, которое всегда отличало его, ответил:

— Я живу в миру. Да, у меня нет семьи, но все‑таки я живу в миру. Поэтому скажу тебе лишь о самой простой, технической стороне этого делания. Было бы лучше, если бы ты посоветовалась с монахом–святогорцем.

Затем батюшка назвал ей имя одного монаха, который вместе со своим братством упражнялся в Иисусовой молитве. Сестра воскликнула:

— Геронда, но именно он и послал меня к Вам!

Один из духовных сыновей отца Епифания серьезно заболел и был уже близок к смерти. Старец посетил его и прочитал над ним особую молитву о болящих. Когда он ушел, больной чудесным образом стал выздоравливать и вскоре совершенно поправился. Близкие больного объясняли чудо исцеления молитвой отца Епифания. Рассказывая об этом одному священнику, своему духовному сыну, батюшка сказал:

— И супруга, и остальные родственники говорят, что это я исцелил его. Во время чтения молитвы я чувствовал, как из меня исходит какая‑то сила. Но будет ошибкой говорить, что его исцелил я. Бог даровал ему здравие. Да прославлено будет имя Его!

— Геронда, я ни разу не видел, чтобы Вы на проскомидии читали какие‑либо записки. Неужели Вы помните всех своих родственников и духовных чад? Меня, к примеру, Вы помните?

— Не только тебя, дитя мое, но и десятки других. Более того, часто я помню и трудности, которые переживает кто‑либо из вас. Хочешь, я поименно перечислю тебе тех, кого поминаю?

— Нет, нет!.. И сколько же примерно имен Вы поминаете?

— Более трехсот. Представь себе, что однажды преосвященный Мелетий, митрополит Никопольский [19] Никополис — город на западе Греции. — Прим. перев. , в шутку сказал мне: «Ты превзошел даже святого Поликарпа».

И пояснил:

— Святой Поликарп, прежде чем отправиться на страдания, попросил у солдат, которые его схватили, позволения помолиться и стал творить молитву, «поминая всех, кого знал, малых и великих, славных и простецов, и всю вселенскую кафолическую Церковь».

Однажды некий епископ прислал за отцом Епифанием свою машину, чтобы привезти его на совещание. Автомобиль остановился рядом с его домом. Батюшка, увидев за рулем священника, сказал ему:

— Поезжайте назад, я скоро буду.

— Но владыка специально послал меня за Вами, — растерянно произнес священник.

Однако отец Епифаний не уступал, и священник уехал. Тогда батюшка взял такси и отправился на собрание. Епископ понял, что произошло, и ничего не сказал.

Как‑то один батюшка предложил:

— Отец Епифаний, садитесь, пожалуйста, в мою машину, я подвезу Вас домой.

Отец Епифаний спросил:

— Батюшка, а за рулем будете Вы?

— Да, отец Епифаний.

— Простите, но у меня есть правило: никогда не садиться в машину, которую ведет священник.

— Никогда? Даже в случае крайней необходимости?

— Только в двух случаях: если бы я оказался в джунглях и возникла опасность, что меня съедят дикие звери, и если бы я был без сознания и не знал, что меня везет в машине священник.

Однажды батюшка находился в монастыре близ Афин. Игумен монастыря предложил отцу Епифанию подвезти его, но тот отказался:

— Благодарю Вас, отец N, но я придерживаюсь одного правила — не сажусь в машину, которую ведет священник.

— Хорошо, но как же Вы доберетесь до Афин?

— Здесь есть одно мое духовное чадо со своей машиной, он подвезет меня.

— Да, конечно, у Вас есть духовные чада, поэтому Вы и без собственной машины можете поехать куда захотите.

— Отец N, простите меня, но я кое‑что скажу Вам. Если и Вы, отказавшись от всего, вверите себя милосердию Божию, то обязательно появятся духовные чада, всегда готовые помочь Вам.

Дверь в исповедальне батюшки никогда не запиралась, даже во время исповеди он лишь прикрывал ее. Поскольку язычок врезного замка был выдвинут на два оборота, она всегда оставалась слегка приоткрытой, чтобы ни у кого не возник недобрый помысл.

В своей квартире батюшка, во избежание соблазна, никогда не принимал для исповеди или духовной беседы женщин без сопровождения. Если же к батюшке неожиданно являлась какая‑нибудь женщина одна и она не могла быть у него на исповеди вечером в храме Трех Святителей, так как была из пригорода, то он принимал ее, предварительно пригласив кого‑либо из своих духовных чад, живущих с ним в одном доме. Отец Епифаний просил их посидеть на кухне, пока он не закончит исповедь или духовную беседу. Каждые пять минут он звал их: принеси, пожалуйста, какое‑нибудь угощенье, или дай такую‑то книгу, или позвони туда‑то…

— Однажды жарким летним днем, — вспоминает духовное чадо отца Епифания, — батюшка послал меня из храма Трех Святителей купить ему мороженое. Не подумав, я прямо на глазах у людей, ожидающих исповеди, прошел в исповедальню с мороженым в руках. Батюшка спросил меня:

— Ты спрятал мороженое?

— Геронда, мы обычно прячем свои грехи, — ответил я.

— Ты должен был его спрятать, потому что жару терплю не я один, но все, кто ожидает очереди на исповедь. Зачем наводить их на мысль: «Хорошо бы и нам сейчас съесть по мороженому». Они и так очень скоро смогут это сделать, а я еще долго буду находиться здесь.

— Однажды в обед, — рассказывает духовное чадо батюшки, — я оказался в доме отца Епифания. Войдя, я почувствовал, что пахнет жареным мясом. А был пост.

Как обычно, батюшка сердечно приветствовал меня и, прежде чем я успел что‑либо спросить, шепнул:

— Не смущайся, дитя мое, у нас здесь больной.

Никто из нас, кроме врачей, да и то лишь в конце жизни, когда Старец был тяжело болен, не видел его без подрясника. Даже после двух операций поверх пижамы он всегда носил подрясник.