Джин Эдвардс - История трех царей

— Прости, мудрец, в чем это противоречие выражается?

— Два момента встают в моей памяти. На одном собрании, когда Авессалом отвечал на вопросы, он подчеркивал, что должно быть больше свободы в царстве. Всем это понравилось. «Мы должны идти только за Богом, а не за людьми, — сказал он. — Люди должны делать только то, что дано им Богом, по их разумению. Только Бог должен вести людей, а не человек». Примерно такими были его слова.

На другом собрании он говорил о великих откровениях, которые у него были о Божием царстве, — о великих достижениях, на которые способны люди. Он говорил о многих изменениях, которые он внес бы в управление царством. Казалось, он не замечал сам, что излагал две совершенно несовместимые вещи. Много изменений посредством его власти и больше свободы.

На самом деле, он напоминает мне многих других людей, которых я встречал в прошлом далеком и не очень.

— Мудрец, мне кажется, я понимаю, о чем ты говоришь, но что из этого всего выйдет?

— Авессалом мечтает. Мечтает о том, что должно быть, о том, что будет: «Вот что я сделаю», — говорит он. Но чтобы осуществить эти мечты, он должен иметь поддержку народа. О, это то, что люди упускают из виду. Подобные мечты основываются полностью на том, что Народ Божий пойдет за новым вождем, что все будут видеть так, как видит он. Такие люди, как Авессалом, не могут предвидеть проблем в своем будущем царстве. Возможно, Народ захочет за ним последовать, а, возможно, и нет. [Народ-то Божий, а значит более воспримчив к Воли Божией, чем другие народы!]

[Даже] Божий Народ будет идти за вождем самое большее — несколько лет. Люди никогда не поддерживают никого очень долго. Они, в основном, делают то, что им нравится. Их можно остановить на некоторое время, чтобы сделать угодное себе, но ненадолго. Люди не хотят работать слишком усердно, даже если они следуют за Богом.

Как поступит Авессалом, когда люди перестанут добровольно идти за ним? Вот в чем вопрос.

Видишь ли, нет царства без разногласий. Как известно, даже у Бога были свои критики на Небе. Все царства идут по похожему пути. А народ, особенно Божий Народ, никогда не идет согласно ни за одной мечтой. [Потому как за мечтаниями стоят падшие ангелы, которые возбуждают недовольство тем, что данно в данный момент Богом!] Нет, на исполнение всего сегодня им сказанного потребуется время. Не все захотят пойти. Будет ли он и тогда столь же решительно осуществлять свои намерения и мечты? Если так, то у Авессалома только один путь: тирания. Или это, или он увидит немногое, если увидит вообще что-нибудь, из своих великих мечтаний исполненным. Если же все же он станет, диктатором, то уверяю: в недалеком будущем появятся недовольные им, точно так же, как сегодня — нынешним царем. Да, если Авессалом станет царем, то скоро мы увидим новые собрания, только с новыми лицами, новыми мечтами и планами, направленными на новый бунт, на этот раз — против Авессалома! И когда Авессалом услышит о таком собрании и о разговорах про восстание, у него будет только один выход.

— Что же он сделает?

— У мятежников, взошедших на трон с помощью восстания, не бывает терпения в отношении других мятежников и их восстаний. Когда Авессалом столкнется с бунтом, он поступит как тиран. Он принесет зла в десять раз больше, чем сейчас он видит его в вашем царе. Он раздавит восстание и будет править железной рукой… и страхом. Он уничтожит всех несогласных. Это всегда является заключительным этапом бунтов высокого звучания. Таков будет путь Авессалома, если он захватит трон у Давида.

— Но, мудрец, разве не приносили пользы некоторые восстания, когда сбрасывали деспотов и тиранов?

— Приносили… некоторые. Но я напомню: это конкретное царство отличается от всех других. Это царство состоит из Божиего Народа. Это духовное царство. Подчеркиваю, ни одно восстание не уместно в Царстве, основанном Самим Богом, и никогда оно не получит благословения.

— Почему ты так считаешь?

— Причин несколько. Но одна — очевидна. В духовной сфере человек, возглавивший восстание, уже доказал, что, как бы ни были грандиозны его слова или какими бы светлыми ни были его мотивы, налицо его беспринципный характер, склонность к недовольству и скрытые намерения в сердце. На самом деле, он вор. Он создает неудовлетворенность и напряженность в Царстве, а затем либо захватывает власть, либо переманивает к себе ее сторонников. Тех сторонников, которых он приобретает, он использует для основания своей власти. Такое вот жалкое начало, построенное на фундаменте восстания… Нет, Бог никогда не соглашается на разделение в Своем Царстве.

Я нахожу странным, что люди, чувствующие себя способными раскалывать Божие Царство, не находят в себе сил пойти еще куда-нибудь, в другие земли, чтобы основать там царство совершенно новое. Нет, им нужно непременно украсть его у другого! Я не помню исключений. При этом им всегда нужны, по крайней мере, несколько заранее подготовленных сторонников. Начало, в одиночку и голыми руками, всегда пугает таких людей. Это также красноречиво свидетельствует о том, насколько не уверены они в том, что Бог с ними. Каждое их самоуверенное слово об этом, если его правильно понять, говорит об обратном.

Существует много земель, никому не принадлежащих и не разграбленных. Есть много людей в других местах, ожидающих настоящего царя, настоящего мужа Божиего… Кажется, я повторяюсь. Это со мной частенько случается… Почему бы этим несостоявшимся царям и пророкам просто не уйти тихо, в одиночку, и не найти другой народ, в другом месте, и там построить царство, которое им грезится?

Люди, возглавляющие бунты в духовном мире, — недостойные люди. Исключений нет… А теперь я должен идти. Я должен присоединиться к проходящему шествию.

— Скажи, мудрец, как твое имя?

— Мое имя? Имя мне — История.

Давид стоял один на балконе дворца и глядел в задумчивости на огни Святого города, мерцающие там, внизу, под садовой террасой. Сзади подошел человек. Давид вздохнул и, не оборачиваясь, заговорил:

— Да, Иоав, что такое?

— Ты знаешь?

— Я знаю, — ответил он спокойно.

— С каких пор ты это знаешь? — спросил Иоав взволнованно и с удивлением.

— Несколько месяцев, лет… десятилетие. Возможно, я знал все тридцать лет.

После такого ответа Иоав не был уверен, говорят ли они об одном и том же. Авессалому ведь было немногим более тридцати.

— Господин, я говорю об Авессаломе, — произнес он, немного колеблясь.

— Я тоже, — вновь тихо ответил царь.

— Если ты знал так долго, почему ты не остановил его?

— Только что я задавал себе этот же самый вопрос.