Ольга Иженякова - По дороге к Матронушке

«Смерть немецким захватчикам! Прочти и передай товарищу!

Сталинградец! Будь стойким, как Матвей Путилов. Он был рядовым связистом и часто находился там, где вражескими снарядами и минами корежило провода, где разрывающиеся бомбы непрерывно выводили из строя связь – нерв Сталинградской обороны. Сегодня на линии вражеской миной ему раздробило руку. Теряя сознание, он поднес концы проводов в рот и крепко зажал провод зубами. Восстановив связь, он умер с проволокой в зубах. Отомстим за Матвея!»

Подвигу Путилова посвятил отдельную главу в своей поэме «Голоса Сталинграда» таджикский поэт Мумин Каонат. В ней есть такие строки:

Бог не оставлял и тех, кто работал в тылу. Принадлежность к Церкви, пусть дедов-прадедов, невидимым образом помогала человеку пройти все тяготы военной жизни. Из воспоминаний труженика тыла Калачева Андрея Васильевича: «Все мои предки были не одно поколение работниками при Кондинском монастыре. С ранних лет пришлось работать и мне. По инвалидности я не был мобилизован на фронт, работал в тылу. Лозунг тогда такой был: «Все для фронта. Все для Победы». Рыбалка, сенокосы… и все вручную, через Обь на гребнях, несчастных случаев не счесть… Заметил вот что, выжили и дожили до наших дней только православные». И совсем невиданный случай – плод совместной молитвы. Вспоминал один из участников трагедии из таежного поселка Аган (имя, к огромному сожалению, не сохранилось). «При отступлении наших войск на оккупированной территории остались брошенными много раненых красноармейцев. Окрестные жители собрали несколько десятков раненых в один из домов. За ними ухаживала медсестра. Ни лекарств, ни перевязочных средств практически не было. Все прощались друг с другом, молились, молча умирали, уповая на милость Бога. Больше не на кого было. Несколько раз туда заходил немец в военной форме, смотрел на умирающих, качал головой и говорил «шлехт» – «плохо». А потом пришел нереально растолстевший. Расстегнул шинель, и на пол посыпались вата, бинты, бутылки с йодом. Он приходил несколько раз. Сколько тем самым немец сберег жизней – кто знает…»

На дальних подступах к Сталинграду и в районе тракторного завода отличилась 112-я дивизия сибиряков (командир – полковник Сологуб). Вот что вспоминал впоследствии ветеран из города Радужный: «Все господствующие высоты были заняты немцами. Простреливалась вся окрестность. А Дом Советов фрицы нашпиговали артиллерией – в каждом окне по стволу. Мы ползли двумя группами, одна сани тащила, другая прикрывала. Потом менялись. Заложили тол, дождались взрыва и начали отходить…»

Высоко оценен подвиг «сибирских медведей» на полях сражений у Волги.

Несколько дивизий награждено орденами, а четыре из них – преобразованы сразу же в гвардейские.

В обстановке патриотического подъема проходило формирование добровольческих стрелковых бригад в Омской области, Алтайском и Красноярском краях. От добровольцев в военкоматах не было отбоя. Воины-девушки быстро перестали быть редкостью, из них быстро получались отличные снайперы, не говоря уж о мирных профессиях – медсестер, связисток, прачек. Только в отдаленном Ханты-Мансийске к апрелю 1943 года более полутора тысяч молодых людей прошли занятия по противотанковому бою, пятимесячные курсы бойцов-лыжников.

Вскоре 150-я дивизия и четыре стрелковые бригады сибиряков составили шестой стрелковый Сибирский корпус, который в ноябре 1942 года начал свой боевой путь на Калининском фронте. В войну быстро становились профессионалами.

В конце сорок второго из дальневосточных и забайкальских пограничников были сформированы Сибирская, Забайкальская и Дальневосточная дивизии. Они явились ядром 70-й армии, которая в феврале сорок третьего спешно отправлена на Центральный фронт – наиболее опасный участок войны в то время. В самом начале того же сорок третьего из сибирских авиаполков создается 278-я истребительная дивизия. Приказом Наркома Обороны ей присваивается соответствующее название «Сибирская».

После неудачной зимней кампании фашисты решили летним наступлением сорок третьего в корне изменить обстановку. Они запланировали крупную наступательную операцию в районе Курска. Отсутствие второго фронта помогло им организовать наступление 5 июля сорок третьего. Сохранилось вспоминание о тех днях медсестры Титовой Александры Григорьевны: «Особенно тяжело приходилось летом. У раненых из-под гипса лезут белые черви. На передовой хорошую перевязку сделать некогда, а бывает и нечем. Я, когда впервые увидела это, чуть сознание не потеряла. А начмед сказал: «Ничего, это даже хорошо. Медицина утверждает, что черви поедают гной, чистят раны…»

Тем не менее события под Курском имели неожиданный поворот. Немецкие армады натолкнулись на невиданное сопротивление. На Белгородском направлении главный удар фашистов выдержала б-я Гвардейская армия, ядро которой составляли сибиряки, в частности 309-я дивизия, сформированная из призывников Хакассии и южных районов Красноярского края. Бесстрашным воздушным бойцом в Курской битве проявил себя летчик-красноярец Александр Кожевников. За войну он провел 69 воздушных боев и сбил 27 немецких самолетов, выполнил более 300 боевых вылетов. Выстояли в обороне против орловской группировки фашистов воины 70-й армии пограничников, на позиции которых обрушился удар сил врага.

Внесли свою лепту сибиряки в освобождение Орла. Здесь участвовала 308-я Стрелковая дивизия. Вот вспоминания непосредственного участника тех событий Федора Кривенцова: «В 1943 году в Орловской области мы восемь месяцев в обороне стояли под городом Мценском. Силы немец туда свои лучшие бросил. Сколько людей погибло! Настоящая мясорубка. Когда немца прогнали, нас под Белую Церковь перебросили. Пешком двое суток шли. В четыре часа утра на место прибыли. Восемь дней простояли. Пришел приказ – в наступление. Двенадцатого марта опять в бой. Сутки бой шел. Наших много полегло. Меня в том бою ранило в ногу. Вены перебило. Кровь хлещет, а санитаров нет. Командир батареи затащил меня в блиндаж, пакет санитарный разорвал, перетянул мне ногу и по рации санитаров вызвал.

Немного погодя прибегают две собаки с «лодкой». Санитарные носилки были так приспособлены, чтоб на них волоком можно было раненых перевозить. Меня положили в эту лодку – и вперед. К санчасти «подрулили» – они в лай. А там уж знают – раненый, значит, прибыл. Меня в госпиталь, а собачки опять на поле боя. Когда случалось, что раненого некому в «лодку» погрузить, так собаки его за шиворот сами затягивали. Чудо да и только. Умницы. Сколько солдат жизнью своей этим собакам обязаны».