А. Серов - Большая книга славянской мудрости

Истинно человеческая любовь может быть основана только на взаимном уважении друг в друге человеческого достоинства, а не на одном капризе чувства и не на одной прихоти сердца.

Императрица Екатерина II была весьма любвеобильной женщиной. У нее было множество фаворитов, к каждому из них, как утверждают историки, она какое-то время питала вполне искренние чувства. Александр Ланской, нежный юноша, младше ее почти на три десятка лет, вызвал в ее сердце необыкновенно пылкие чувства. Он отвечал ей преданностью и обожанием. И вот – удар судьбы: Александр тяжело заболел. Императрица не отходила от его постели, хотя медики опасались, что болезнь заразна, а в минуты отчаяния она даже мечтала о том, чтобы умереть вместе с ним – так сильна была ее любовь.Ланской умер через несколько дней, а Екатерина II на много месяцев погрузилась в траур.

«Когда я начала это письмо, я была в счастье и в радости, и мои мысли проносились так быстро, что я не успевала следить за ними. Теперь все переменилось: я страшно страдаю, и моего счастья нет больше; я думала, что не переживу невозвратимую потерю, которую понесла неделю назад, когда скончался мой лучший друг. Я надеялась, что он будет опорой моей старости; он тоже стремился к этому, старался привить себе все мои вкусы.

Богини бракосочетались с богами, рождали героев, а любили пастухов.

Это был молодой человек, которого я воспитывала, который был благороден, кроток, честен, который разделял мои печали, когда они у меня были, и радовался моим радостям. Одним словом, я, рыдая, имею несчастье сказать вам, что генерала Ланского не стало… Я не знаю, что станется теперь со мной; знаю только одно, что никогда во всю мою жизнь я не была так несчастна, как с тех пор, что мой лучший и любезный друг покинул меня…»

Гонит девка молодца, а сама прочь нейдет.

Только любящий видит лицо любимого.

Истинная любовь скромна и стыдлива.

Девушки хороши, красные пригожи, да отколь же злые жены берутся?

Прошла любовь, явилась Муза.

Бояться себя заставишь, а любить не принудишь.

Всякая любовь истинна и прекрасна по-своему, лишь бы только она была в сердце, а не в голове.

Краше солнца – нету в мире бога, нет огня – огня любви чудесней!

Первая любовь всегда является делом чувствительности. Вторая – дело чувственности.

Для кого-то любовь – это трагедия, для кого-то – счастье, для кого-то – смысл существования. А кто-то воспринимает влюбленность как развлечение, вносящее разнообразие и придающее остроту скучной обыденности.В этом случае донжуан может оставить немало разбитых сердец.

Теперь я не пишу романов – я их делаю.

«Я ухаживаю и вслед за объяснением в любви я говорю дерзости; это еще меня немного забавляет, и хотя это не совсем ново, по крайней мере редко встречается! Вы подумаете, что за это меня попросту выпроваживают… ну нет, совсем наоборот… женщины так созданы; я начинаю держать себя с ними самоувереннее; ничто меня не смущает – ни гнев, ни нежность: я всегда настойчив и горяч, а мое сердце довольно холодно; оно бьется только в исключительных случаях: не правда ли, далеко пошел…»

«Веселая холостая жизнь не препятствовала ему посещать и общество, где он забавлялся тем, что сводил с ума женщин с целью потом их покидать и оставлять в тщетном ожидании; другая его забава была расстройство партий, находящихся в зачатке, и для того он представлял из себя влюбленного в продолжение нескольких дней; всем этим, как казалось, он старался доказать самому себе, что женщины могут его любить, несмотря на его малый рост и некрасивую наружность. <���…> Помню, один раз он, забавы ради, решился заместить богатого жениха, и когда все считали уже Лермонтова готовым занять его место, родители невесты вдруг получили анонимное письмо, в котором их уговаривали изгнать Лермонтова из своего дома и в котором описывались всякие о нем ужасы. Это письмо написал он сам и затем уже более в этот дом не являлся».

Иван Гончаров всю жизнь старался избегать разрушительных страстей, не тратить на них время и душевные силы. Но и его не миновала эта доля. Будучи уже зрелым мужчиной, он влюбился в юную красавицу Елизавету Толстую, потерял покой и сон и был готов на все ради одного ее взгляда. Девушке льстило внимание известного писателя, но ответного чувства в ее сердце не возникло – она полюбила другого. Для Гончарова это было ударом, но он смирил свои чувства и благословил Елизавету на брак, понимая, что с соперником она будет счастливее.

«Я уж объяснил Вам со всею откровенностью, что Ваше присутствие вызывает столько жизни из человека, по крайней мере из меня, Ваш ум будит чужой ум, по крайней мере мой, так что трудно решить, прекрасны ли Вы больше или больше умны? О третьей, моральной стороне, я молчу, ее еще не знаю. До свидания. Выпадет ли нынче на мою долю счастливый, может быть, последний день – видеть Вас, поговорить с Вами и, может быть, проводить домой? Не прикажете ли чего? Сам я располагаю быть у Евг. П. тотчас после обеда. Надеюсь до свидания.

Преданный – на всю жизнь и один день Гончаров».

Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим.

«Как лучший мой друг страдает сомнениями, так я страдаю одною убийственною уверенностью – больше не увидеться с Вами в жизни никогда. Вы подтвердили это в Вашем письме, дав мне „последний поцелуй“! Я и сам уверен в этом, а между тем эта фраза почему-то уязвила меня. Прощайте же, „и если навсегда, то прощайте навсегда“, говоря словами Байрона (and if for ever, fare thee well), только с большей тоскою, не теперь однако ж, а когда будете выходить замуж или перед смертью моей или Вашей – вот причины прощаться. А теперь прощайте – пока, до следующего письма, мой чудесный друг, моя милая, умная, добрая, обворожительная… Лиза!!! вдруг сорвалось с языка. Я с ужасом оглядываюсь, нет ли кого кругом, и почтительно прибавляю: прощайте, Елизавета Васильевна, Бог да благословит Вас счастием, какого Вы заслуживаете. Я с умилением сердца благодарю Вас за Вашу дружбу, которая греет меня, старика».