А. Серов - Большая книга славянской мудрости

Как известно, девочки мечтают о свадьбе чуть ли не с пеленок, и так было всегда. Но в былые времена этому красивому обряду придавалось гораздо большее значение, ведь замуж выходили один раз на всю жизнь. Для невесты свадьба – это переход из родительского дома в дом мужа, к его родне, начало совершенно новой жизни. И этот переход сопровождался символическими действиями, призванными задобрить нечистую силу и уберечь молодую семью от возможных несчастий. Один из таких обрядов – это расплетание девичьей косы. В волосах, как считали наши предки, заключена жизненная сила, поэтому обращение с ними требует особого внимания. До замужества девушки носили одну косу с вплетенными в нее красными лентами – девичью красу. После замужества прическа женщины менялась, она должна была заплетать две косы и оборачивать их вокруг головы. «За стол когда невесту приведут, две косы ей заплетут: была одна – стало две, была девушка – стала женщина», – так звучала свадебная присказка.

К. Маковский. Под венец, 1884

И. Прянишников. В ожидании шафера, 1891

Отношение Александра Блока к Любови Менделеевой было не просто трепетным и романтическим, оно было сродни религиозному поклонению некоему божеству. Увлеченный идеями символизма, видевший во всем мистические совпадения, Блок жаждал встречи с Прекрасной Дамой – земным воплощением Вечной Женственности. И эта встреча состоялась.Таинственной Девой оказалась дочь известного химика, чье имение находилось по соседству.

«Ты – мое Солнце, мое Небо, мое Блаженство. Я не могу без Тебя жить ни здесь, ни там. Ты Первая Моя Тайна и Последняя Моя Надежда. Моя жизнь вся без изъятий принадлежит Тебе с начала и до конца. Играй ей, если это может быть Тебе Забавой. Если мне когда-нибудь удастся что-нибудь совершить и на чем-нибудь запечатлеться, оставить мимолетный след кометы, все будет Твое, от Тебя и к Тебе. Твое Имя здешнее – великолепное, широкое, непостижимое. Но Тебе нет имени. Ты – Звенящая, Великая, Полная, Осанна моего сердца бедного, жалкого, ничтожного. Мне дано видеть Тебя неизреченную. Не принимай это как отвлечение, как теорию, потому что моей любви нет границ, преград, пределов ни здесь ни там. И Ты везде бесконечно Совершенная, Первая и Последняя».

Известно, что пламенное чувство изъясняется кратко, но сильно.

«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —

Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,

И молча жду, – тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду – и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты».

Любить умеет не только тот, кто любит кричать о своей любви; у умного чувство выражается и словом и делом, у иного только делом, и, может быть, тем сильнее, чем молчаливее.

Елизавета Дмитриева, поэтесса Серебряного века, писавшая под псевдонимом Черубина де Габриак, по воспоминаниям современников, была необыкновенной женщиной. Николай Гумилев не остался равнодушным к ее чарам. У них завязался роман, правда, очень недолгий – Елизавета полюбила другого. Гордый и, в ту пору, юношески самолюбивый Гумилев обратил свой гнев на неверную возлюбленную: та, которая казалась ему воплощением всех добродетелей, теперь стала олицетворением порока.

«Это была молодая, звонкая страсть. „Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей“, – писал Н. С. (Николай Степанович Гумилев) в альбоме, подаренном мне. <���…>

Я вернулась совсем закрытая для Н. С., мучила его, смеялась над ним, а он терпел и все просил меня выйти за него замуж. А я собиралась выходить замуж за М. А. (Максимилиана Александровича Волошина). Почему я так мучила Н. С.? Почему не отпускала его от себя? Это не жадность была, это была тоже любовь. Во мне есть две души, и одна из них верно любила одного, другая другого.

Влюбиться не значит любить: влюбиться можно и ненавидя.

О, зачем они пришли и ушли в одно время! Наконец Н. С. не выдержал, любовь ко мне уже стала переходить в ненависть. В „Аполлоне“ он остановил меня и сказал: „Я прошу Вас последний раз – выходите за меня замуж“. Я сказала: „Нет!“ Он побледнел. „Ну, тогда Вы узнаете меня“. Это была суббота. В понедельник ко мне пришел Гюнтер и сказал, что Н. С. на „Башне“ говорил Бог знает что обо мне. Я позвала Н. С. к Лидии Павловне Брюлловой, там же был и Гюнтер. Я спросила Н. С., говорил ли он это. Он повторил мне в лицо. Я вышла из комнаты. Он уже ненавидел меня. Через два дня М. А. ударил его, была дуэль. Через три дня я встретила его на Морской. Мы оба отвернулись друг от друга. Он ненавидел меня всю свою жизнь и бледнел при одном моем имени».

Любая сфера жизни служит источником вдохновения для людей творческих профессий. Высокие чувства, природа и политика, философия и быт, истина и успех – все может стать объектом изображения, а значит, и осмысления. Ведь прежде чем написать произведение, художник, писатель или композитор всегда глубоко изучает материал, ищет внутренние связи и законы взаимодействия, и ему открывается мудрость, часто скрытая от обычных людей, которым в ежедневной суете трудно остановиться и подумать, увидеть и отметить… Давайте же прислушаемся к секретам гениев от искусства!

Кто поймет эти тонкие трепетные души – творцов? Один черпает вдохновение в пении весенних птиц, другому требуются неспешные речные воды, третьему пишется только под чай из самовара… Но, может быть, мудрость и заключается в чутком отношении к собственной душе? Ведь всему свое время, чем не пример солнце нашей поэзии, Александр Пушкин?

«Писать стихи любил он преимущественно осенью. Тогда он до такой степени чувствовал себя расположенным к этому занятию, что и из Петербурга в половине сентября нарочно уезжал в деревню, где оставался до половины декабря. Редко не успевал он тогда оканчивать всего, что у него заготовлено было в течение года. Теплую и сухую осень называл он негодною, потому что не имел твердости отказываться от лишней рассеянности. Туманов, сереньких тучек, продолжительных дождей ждал он как своего вдохновения».