Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

– Нет, за кажду мелочь некрасиво надоедать Евгения Степановича.

– Да, ты прав. Данила, я удивилась, как ты разговариваешь с губернатором, ты с нём на ты.

– А я и не заметил. Но я чувствую в нём такоя доверия, что шшитаю как родного отца и не замечаю моих слов. Но спасибо, что помянула. – Мне стало неудобно.

– Данила, ты когда в Москву?

– Да надо со дня́, надо готовиться к поездке в Южну Америку, готовить встречу – государство со старообрядсами.

– А куда именно поедешь?

– В Бразилию, Боливию, Аргентину, Уругвай, в разны деревни.

– Замечательно. А хто финансирует?

– Якунины.

– А на сколь поедешь?

– На две-три недели.

– Хорошо, об етим ишо поговорим. Данила, тебе надо писать писмо пресиденту Медведеву, чтобы выдали тебе гражданство, потому что у тебя важные дела в России, и гражданство тебе необходимо нужноя.

– Да, я знаю, и спасибо за совет. Вот поеду в Москву и привезу писмо.

– Да, привези, мы попросим Лукина Владимира Петровича, он передаст пресиденту Медведеву.

– О, Лидия Ивановна, спасибо за такую услугу.

Уже вечер, оне собрались в Белгород, мы их увезли, Лидию Ивановну проводили на поезд, она улыбается:

– Данила, потрясающа, но жду, сынок, молодес.

Я её крепко обнимаю и целую:

– Матушка, вас бы не было, ничего бы етого не было. – Она растроганна зашла в вагон. – Но прощай, дорогая [327].

У меня тоже слёзы потекли. Думаю, что я до́бро сделал? Да ничто, обычная работа, да и всё, кому-то надо ето делать. Бог поручил – значит, надо стараться.

Дома взялись землю готовить, свояку Петру поручил всю технику, так как он с малых лет в Бразилии занимался посевами, и у них была техника, и отец был неплохой посевшик. А Андрияну сказал:

– А ты помогай сеять и готовься на ответственный пост, не обижайся, что поручил Петру: как ни говори, он тебя старше. Всем надо дать возможность. Но знай, Петро не пойдёт, я ето вижу наскрозь, но, чтобы не обижался, пускай похозяйничат, но знаю, что провалит. На Василия тоже нет надёжды, я чувствую, что он мухлюет, уже два раза захватил в дверях – подслушивает наш разговор. Так как нет секретов, пусть слушает. Но знай, что ето уже враг, добра не жди, от него можно ждать толькя подрыв, вот до чего доводит зависть. Учитесь, детки.

– Да, тятя, я тоже замечаю, оне с дядя Петром шишикаются. Но ты правильно поступил, и знаю, что ты нас берегёшь на ответственный пост, поетому я и не волнуюсь. Но зачем ты опять связался с нашими?

– Андриян, ради вас и внучат. Ты хорошо знашь наших, очень много порядошных старообрядсов есть, но у нас пока их нету. Сумем показать, что в Россию можно верить, – многи поедут, тогда есть кому будет поручить ответственность, а чичас надёжда толькя на нас.

– Тятя, я ето знаю, и знай, дядя Петро уезжает обратно в Канаду, он там работу не кончил, а приехал посмотреть, правды ли, нет проект разрабатывается. Но у них ишо проблема с тёткой Ганяй.

– А что им не хватает?

– Да ему, дураку, всё мало баб, вот вся и проблема.

– Ну вот, Андриян, на таких надёжды ноль.

– Тятя, ты замечаешь, он к тебе ластится и к Василию?

– Конечно, как проститутка. А почему я тебе сказал – нет надёжды? Вот, детки, учитесь, таким людям хоть золото толкай, всё провалют. Что я на сходке говорил и убеждал, хоть хто внимание взял?

– Думаю, деда взял.

– Нет, Андриян, ошибаешься, ето оппортунисты.

– Как знашь?

– Ого-го, Андриян, что, ишо меня не знаешь?

– Да знаю.

– Наверно, нет. Почему таки́ вопросы задаёшь? Слушай, мало пройдёт, все наши переселенсы нам изменют, все жадны на деньги, нихто не думает о благородным проекте, каждый думает о своей шкуре, как бы побольше ему досталось.

– Неужели не ценют такоя доверие?

– Да, милый мой, и спаси Христос, что понимаешь.

– Тятя, ето жутко.

– Да вскоре всё увидишь.

– А зачем продолжаешь?

– Оне всю свою жизнь в говне провалялись. Думаю, всё сделаю, чтобы жили как добрыя люди, толькя бы поценили, что им предлагают. Но вижу – без пользы.

– А что теперь делать?

– Слушай, ето секретно. Перва надёжда – ето на вас, втора – достать рабочу силу с Боливии или с Узбекистана, здешны русски не гожи, но будут попадаться хоро́ши – будем брать. Когда наши старообрядсы подъедут, вот тогда можно на чё-то надеяться, но чичас, Андриян, надо работать день и ночь, как работали на рыбалке.

– В етим мы тебя не подведём.

– Знаю, поетому и рассказываю. Ишо прошу, Андриян, следи за всеми.

– Да я уже слежу.

– Молодес.

За Танькяй стал бегать Санькя Царёв, она его не отвергала, но изучала. Ей в России русские не понравились, она говорит: «Здесь мужчины идивоты, женчинов ни за что не шшитают, толькя оне люди, а женчины мусор, а сами подумали бы, откуль оне. Я не за порядошного никогда не пойду». А мне сказала:

– Тятя, ты зачем всё рассказываешь про весь проект? Оне уже бесются от зависти, оне не ценют и не шитают, как ето чижало достаётся.

– Доча, я специально ето делаю. Оне мне столь насрали в Уругвае, я хочу им показать, на что я способен. Но оне всё провалют, и кому оне докажут – сами себе, а мы выйдем вперёд, ежлив чиновники не подговняют. Вижу негатив с обоих сторон.

– А зачем берёшься за дело?

– Ради вас, и я дал слово нашему губернатору, Лидии Ивановне, Лукину Владимиру Петровичу, Москвину Виктору Александровичу, и сам пресидент знат. Я действую честно, но что мне покажут, хочу видеть и в чё верить.

– Но тятя, люблю тебя за ето, – и заплакала.

Я тоже не вытерпел:

– Тань, я для тебя приготовил вышнея образования, но надо будет учиться день и ночь.

– Тятя, согласна, я хочу учиться.

– Якунины будут оплачивать, учиться будешь в Белгороде, в институте, Елена Талгатовна уже тебя устроила, но надо тебе будет ехать со мной в Аргентину и твои дипломы заверять в МИДе, в школе и у консула.

– Да, я согласна. Тятя, бойся Василия, вот на днях он залазил в кладовку через окошко и подслушивал.

– А, дак вот чей след! Ну вот, почему всегда вам наказываю: дома ничего секретного не говорить. Вот чичас говори сколь хошь, нихто не узнат и не услышит, а вся проблема – ето баба да Василий.

– Уже говорят: получил четыре милливона рублей, а где оне? Оне хочут, чтобы ты их разделил.

– О боже ты мой, оне что, сдурели? Оне ничто не думают, поэтому я тебе говорю: ничто им не рассказывай. Нет, Таня, ежлив нет доверия, нельзя работать. О боже ты мой, в стакане воды топются.

Я дождался воскресенье, отмолились, Алёша и Санькя тоже были, я всех остановил и задал вопрос следующай:

– Я завсяко-просто всё вам рассказываю, но вижу, вы недовольны. В чём я виноват, не знаю, ночами не сплю, всего добиваюсь. Для кого? Для вас. Слухи идут о деньгах. Один вопрос: хоть один из вас хоть одну копейкю вложил в наш проект? – Все молчат. – Но тогда какая речь может быть о деньгах? Я начал с ноля, и бегал занимал, и сумел вас всех достать, билеты оплатить, груз оплатить, всем взял морозилки, матрасьи, для консэрвов банки, продукт, всех оформил. Что ишо надо? Вон техника и земля, скоро будут дома, енергия, газ, дороги. Вон Василий привёз пятьдесят тысяч долларов и в банок положил, а пользуется на наши деньги.