Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая

Во второй половине дня трамвай, в котором Василий ехал в свой фотосалон, внезапно встал, не доехав до своей остановки. Василий подышал на стекло, затянутое изморозью, и увидел, как по Светланской, пересекая трамвайные пути, шагают строем солдаты с красными бантами на груди. Над папахами грозно качались острия штыков. Проходившие по улице японские офицеры смотрели прямо перед собой с нарочито безразличными лицами.

«Началось!» – подумал Василий. Когда он добрался до фотографии, она оказалась закрытой. И хотя, разумеется, у него был свой ключ, ему вдруг показалось совершенно нелепым в такое время возиться в лаборатории.

Он не спеша, пешком вернулся в гостиницу, лег в постель и заставил себя рано заснуть, представив себе семинарию, до-дзе и качание блестящего маятника сэнсэя Сато.

С раннего утра коридоры гостиницы были полны слухов. Оставшиеся жильцы, высовываясь из своих номеров, передавали друг другу новости, услышанные от расторопных всеведущих коридорных: говорили, что ночью к станции Первая Речка подошел партизанский бронепоезд «Освободитель» и наставил свои орудия на спящий город; что генерал Розанов с несколькими денщиками и горой чемоданов под покровом ночи добрался на шлюпке до парохода «Орел» и отбыл на нем в Японию; что над Тигровой сопкой уже развевается красный флаг, а в город со стороны вокзала, потрясая винтовками, вступают первые партизанские части в одеждах из звериных шкур…

Василий быстро оделся и вышел из гостиницы, несмотря на робкие предостережения портье. Светланская улица оказалась запруженной народом. Остановился переполненный трамвай, из него высыпали люди в рабочей одежде. Из неразберихи уличных шумов и криков внезапно возник и грозно взмыл над толпою «Интернационал».

В толпе говорили, что на привокзальной площади идет митинг и там выступает Сергей Лазо, а заправляет теперь всем Военный совет, который разместился в реквизированном отеле «Версаль». Василий подумал, что там в это время, наверное, и Петр Иванович Кузнецов.

То, что происходит сейчас в «Версале», конечно, меньше всего походит на «пир победителей» – там кипит напряженная работа. Но ему, Василию, там не место. И не потому, что он уже сделал свою долю работы. Все продолжается. Но в их последнюю встречу Петр Иванович напомнил своему партнеру, что и в случае свержения власти генерала Розанова до окончательной победы еще далеко – в крае остаются японцы, и, более того, они, видимо, все-таки готовятся к наступлению. А Василий остается глазами и ушами подполья в штабе интервентов.

– Так что «светиться» вам не след, – снова напомнили ему.

Местом конспиративных встреч по-прежнему оставалась фотография, но и туда Василий теперь появлялся с черного хода, стараясь не попадаться на глаза громким и веселым нынешним посетителям салона – вчерашним обитателям таежных партизанских баз. Они вламывались в чинный салон бр. Кузнецовых, не снимая маузеров и пулеметных лент, и требовали, чтобы на снимках они выглядели как можно более геройски…

В Управлении военно-полевых сообщений японских войск внешне все оставалось по-прежнему. Может, только чуть больше разных документов клали теперь на письменный стол Василия и чуть меньше времени отводили ему для их перевода. Василий отметил, что наряду с русскими и японскими бумагами все чаще стали попадаться ему тексты на английском – из американского военного ведомства.

– Присмотритесь-ка к ним повнимательнее, – посоветовал, нахмурясь, Кузнецов. – У нас есть сведения, что американцы, несмотря на свое вечное соперничество с японцами на тихоокеанском плацдарме, собираются значительно сокращать свое военное присутствие в Приморье. И это плохо – у японцев будут окончательно развязаны руки и консульский корпус, боюсь, их не сдержит.

Через несколько дней после этого разговора, возвращаясь из управления в гостиницу, Василий снова обнаружил за собой слежку: в зеркальной витрине фешенебельного магазина при беглом взгляде назад обнаружился низкорослый японский капрал, тоже безучастно разглядывавший какую-то вывеску.

«Так… – подумал Василий. – По крайней мере на этот раз ясно, кто мною интересуется. Ну ладно, – решил он, – тогда ты за мной побегаешь, друг дорогой!»

И вместо того, чтобы направиться к гостинице, он решительно свернул в ближайший переулок.

Поводив с полчаса своего соглядатая быстрым шагом по лабиринту боковых улочек, Василий уже собирался было нырнуть в знакомый проходной двор, как вдруг услышал позади свое имя, повторяемое задыхающимся умоляющим полушепотом.

– Васири-сан! – звал его догоняющий. Так обычно произносили имя Василия японцы, в языке которых нет звука «л».

– Васири-сан, ты меня не узнаешь, Васири-сан? – повторил японец на родном языке, подходя ближе.

Василий покрутил головой: в надвигающихся сумерках и знакомого-то человека было нелегко распознать, а этого, Василий мог поклясться, видел впервые.

– Я же Мицури Фуросава! Мицури – мы с тобой вместе отрабатывали ката в до-дзе у сэнсэя Сато, в Киото, помнишь?

Если это и был Мицури, то как было узнать худенького мальчонку из семинарского до-дзе в этом мускулистом матером солдате? И у Василия невольно сорвалось:

– А ты помнишь, как сэнсэй Сато учил нас применять полученные знания только для защиты? Тогда что ты делаешь на моей земле?

Василий увидел, как японец поднимает руки, словно закрываясь ими от жестких слов, и так же отчужденно добавил:

– И чего тебе от меня надо, Мицури Фуросава? Зачем ты меня выслеживаешь?

– Я хотел поговорить с тобой, Васири-сан, – с достоинством произнес Мицури, отступая на шаг. – И я не применяю здесь полученные у сэнсэя Сато знания, – обиженно добавил он.

– Ну да, конечно: здесь у тебя есть винтовка со штыком, – язвительно заметил Василий. – Кстати, куда ты ее спрятал? И, значит, все, чему учили тебя в семинарии, тебе тоже здесь не требуется: ты ведь так и не стал миссионером? А может, ты уже и не христианин?

Василия, что называется, понесло, и бог знает, что еще он наговорил бы опешившему японцу, но строгое, укоряющее лицо владыки Николая вдруг, как наяву, представилось ему, и тотчас стало невыносимо стыдно за свою несдержанность, за то, что, не выслушав человека, может быть, возвел на него напраслину.

– Прости, Христа ради, Мицури… – виновато произнес он. – Я не хотел тебя обидеть…

«Хотел, хотел!» – беспощадно упрекнул внутренний голос. И Василий снова повторил:

– Прости, Христа ради.

– Ничего, это ничего, Васири-сан, – заторопился японец. – Я понимаю… Очень поговорить надо. А винтовка у меня в казарме – я в увольнении…

И они медленно пошли рядом проходным двором.