Лев Прозоров - Мы не «рабы», а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения

Я уж не буду упоминать, что следы ударов, символических или материальных, несут от силы 2 % изображений животных, сделанных охотниками каменного века.

Ну хоть бы подумали, какой «тир» может выйти из тесных пещер, на жаргоне спелеологов выразительно называемых «ракоходами» и «шкуродёрами».

Или, скажем, о том, что мишень можно изготовить и более простым способом, чем выскребая – камнем по камню! – дивные барельефы лошадей, бизонов, быков во тьме подземелий.

Напомню напоследок, что англичанин Оккам, воспрещая умножать сущности, многозначительно закончил: «сверх необходимости». И конечно, брату Уильяму, монаху ордена доминиканцев, и в голову не пришло бы считать «лишними сущностями» мир духов.

Нет спора, можно объяснить мир, не прибегая, по выражению Лапласа, к «этой гипотезе». Так же, как человек может в принципе прожить, лишившись конечностей, глаз и половых органов. Но сознательно и добровольно калечить себя, да ещё величаться перед здоровыми своим «здравомыслием»… увольте, право.

Впрочем, вернёмся к обстоятельствам смерти Владимира. Дело в том, читатель, что, согласно учению православной церкви, крещёный человек, тем паче – святой, находится под защитой Христа и неуязвим для воздействия «бесов» (к коим церковь причисляет и языческих Богов) и колдунов.

И если смерть крестителя Руси наводила на мысль о вмешательстве сверхъестественных Сил, Сил, враждебных христианству и однозначно определяемых им как «нечисть», то говорить вслух об этом для церкви было более чем нежелательно.

Надо было либо признать, что Владимир не был никаким святым, – либо сознаться, что христианский бог не в силах спасти даже самых своих преданных и заслуженных рабов от прямой расправы разгневанных старых Хозяев. В общем, читатель, вы можете думать что хотите.

Я же самым серьёзным образом полагаю, что сына хазарской рабыни, братоубийцу, труса и клятвопреступника, осквернителя святынь Родных Богов, повинного в чудовищном истреблении собственных подданных, настигла заслуженная кара, от которой его не смогли спасти ни мечи наёмников, ни толстые крепостные стены, ни византийские иконы в красном углу.

И ничуть не удивлюсь, если подобная же участь постигла и вдохновителя и участника большинства его злодеяний, Добрыню Хазарина [25].

И когда те, кто пришёл за братоубийцей, оставили ошмётки его плоти на пропитавшемся кровью ковре, кто-то из ближних бояр ринулся сбивать замок с поруба, в котором томился сын и, в общем-то, законный наследник законного государя, подло убитого узурпатором.

Святополк Ярополкович, которому предстояло войти в историю Руси с клеймом «Окаянного».

Давайте-ка вспомним, читатель, как излагают события, развернувшиеся после смерти Владимира, русские источники. Вот что говорит, словно бы очнувшись от семнадцатилетнего молчания, «Повесть временных лет».

Перед смертью Владимир отправил одного своего сына, Бориса, в степь против печенегов. Вскоре он умирает, а Святополк, находящийся в это время в Киеве, скрывает его смерть, тайно вынеся тело через пролом в стене.

Кстати, так выносят из дома тех, в отношении кого возникают подозрения – не надумает ли покойничек вылазить из могилы и навещать скорбящую родню полнолунными ночами? Ещё одно подтверждение мысли, что креститель Руси умер, скажем так, нехорошей смертью.

А вот на «тайное» это погребение походит мало – ладно ещё тайно вынести завёрнутое, как мы помним, в ковёр тело старого государя, но вот тайно ночью пробить каменную стену великокняжеского терема… что ж, киевляне оглохли всем городом, что ли?

Итак, Святополк сидит в Киеве, раздаёт подарки, киевляне подарки берут, «но сердце их не лежало к нему» (референдум проводили?).

Войско Бориса уговаривает князя идти на Киев и захватить трон, но Борис идти по стопам равноапостольного батюшки не желает, и разочарованные воины расходятся, оставив миролюбивого князя с несколькими «отроками»-дружинниками (если подобное поведение показывает любовь воинов к вождю, то я, очевидно, чего-то не понимаю в людях).

Тем временем Святополк «тайно» собирает своих людей в Вышгороде – летописец, невзирая на тайну собрания, уверенно называет имена приближённых Святополка – это Путша, Талец, Еловит, Ляшко. Да что там имена, он дословно пересказывает все речи собравшихся.

Вышгородцы, кстати, выражают готовность сложить свои головы за князя – а киевляне его якобы не любят, оттого что их родня, мол, ушла под знамёнами Бориса на печенегов. А жители соседнего Вышгорода от призыва уклонились, так надо понимать?

Святополк направляет этих решительных уклонистов навстречу Борису, с целью его убить. Упомянутые четверо пришли на реку Альту (либо они уже были извещены о разбредшемся войске Бориса, либо надеялись справиться и так – что называется, «безумству храбрых поём мы песню») и услышали в ночи, что Борис поёт заутреню – его уже известили (?!!), что приближаются убийцы.

Не смутившиеся этим убийцы перебили отроков Бориса, в том числе некоего угрина (венгра) Георгия, заслонявшего господина своим телом – правда, почему-то уже после того, как убийцы пронзили его тело. Неужели знаменитая финно-угорская заторможенность тогда распространялась и на венгров?

После этого негодяи, завернув тело Бориса в шатёр, возложили его на телегу и повезли, но он, проткнутый копьями, ещё дышал. Святополк, узнав об этом (любопытно, каким образом? Впечатление такое, как будто в Древней Руси пользовались мобильными телефонами), послал двух варягов добить брата, и те, подъехав к телеге, на которой везли тело Бориса, проткнули его мечами. Так сказать, контрольные варяги.

Затем наступает очередь Глеба. Сей юный князь сидит в Муроме, ещё не подозревая, что стал сиротой. Коварный Святополк, которому необходимо отчего-то истребить и этого князя, сущего мальчишку, владетеля дальнего глухого удела, толком не признанного собственными подданными, посылает к нему известие – мол, отец захворал, зовёт тебя к себе.

Доверчивый князь отправляется в Киев вместе с дружиной, невзирая на то, что сестра всех вышеупомянутых князей Предслава послала вестника о смерти Владимира к Ярославу в Новгород, а тот, в свой черёд, уже зная не только о смерти отца, но и тайном (однако же Святополк очень плохо хранил свои секреты – то летописец цитирует его тайные речи, то братец в далёком Новгороде оказывается полностью в курсе его тайных дел!) убийстве брата, послал предупредить Глеба.

Получив это известие под Смоленском, Глеб принимается плакать и молиться, в этот момент появляются посланные Святополком убийцы во главе с неким Горясером и при полном непротивлении Глебовой дружины захватывают корабль, на котором находился в этот момент будущий святой. По их приказу Глеба зарезал его собственный повар Торчин.