Павел Басинский - Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды

В 1880 году отец Иоанн отмечает двадцатипятилетие своего священнического служения. По этому поводу ему подносят в подарок наперсный крест из золота и драгоценных камней стоимостью 800 рублей – огромные по тем временам деньги!

Большаков утверждает, что инициатором сбора этих 800 рублей также была Ковригина. Между тем к тому времени еще даже не был возведен Дом трудолюбия в его окончательном виде, еще не было письменных сношений отца Иоанна с царской семьей и Победоносцевым. Он был обычным кронштадтским протоиереем. Конечно, такой подарок был вызывающим актом. Не случайно в своей благодарственной речи отец Иоанн сказал: «Но как я вложу его (драгоценный крест. – П.Б. ) на перси, когда Пастыреначальник наш Господь Иисус нес деревянный крест на раменах Своих для принятия неправедной казни за нас, изнемогая под тяжестью его?» Тем не менее крест был принят, как и другой, ценой уже в 2000 рублей, подаренный ему на тридцатилетие его служения, в 1885 году. Это случилось уже после публикации в «Новом времени» благодарственного письма. И если сбор денег на первый крест, как пишет Большаков, оказался для Ковригиной достаточно трудным делом, то во втором случае в Кронштадте возникли две «противоположные партии: одна вызвалась на сбор сама, другую же наметила для сбора старица Параскева». В результате «первая партия, зараженная самолюбием, не имела вовсе успеха; зато у второй – доброхотные жертвы дарствующих, благодарных превзошли всякие смелые ожидания».

Однако с поднесением второго креста возник неприятный инцидент, связанный с Ковригиной. Приветственную речь юбиляру произносил известный в Санкт-Петербурге проповедник, магистр богословия и протоиерей Вознесенской церкви В.Я.Михайловский. Большаков считает, что с просьбой написать и произнести речь обратилась к нему именно Параскева. Так это или не так, но в своей речи Михайловский упомянул имя старицы. Это вызвало у некоторых граждан негодование: «Ослепленные духом презорства к низшим себя по положению, находили несовместным ставить рядом имя столь высокопочитаемого, ученого пастыря с именем худородной и неученой старицы», – пишет Большаков.

Наконец, Ковригина, как утверждает Большаков, была инициатором письма в «Новое время». Этому нет ни одного документального подтверждения (книга Большакова не является документом), но, зная механизм составления любых коллективных писем в газеты, невозможно допустить, что это письмо родилось случайно и произвольно и у него не было вдохновителя и организатора. И весьма вероятно, что этим организатором была Параскева, которая, судя по речи Михайловского, опубликованной в «Кронштадтском маяке», в то время уже была известна в Петербурге.

Параскева Ивановна Ковригина скончалась в Кронштадте в 1886 году. На отпевании в церкви Александра Невского при Доме трудолюбия отец Иоанн произнес надгробное слово, в котором процитировал слова апостола Луки: «Не умре девица, но спит». Затем над ее могилой была возведена часовня.

Ее роль в судьбе отца Иоанна, конечно, во многом была легендарной. Не случайно эта роль подвергается сомнению некоторыми исследователями (например, Надеждой Киценко). Но если это отчасти и легенда, то она имела под собой реальные основания. Во всяком случае, без нее трудно объяснить многие метаморфозы, которые происходят с отцом Иоанном в начале восьмидесятых годов, когда начинается его новая жизнь, полная не только великих свершений, но и серьезных конфликтов.

С 1883 года жизнь отца Иоанна круто меняется. Если в первые двадцать пять – тридцать лет его служения перед ним стояла проблема поиска нуждавшихся в его помощи, для чего он отправлялся в бедные районы Кронштадта, а также обретения средств для устроения Дома трудолюбия, то в последующую четверть века его проблема была принципиально другой: как помогать, чтобы не отказать в помощи всем, кто обращался к нему за ней? Ведь счет алчущих спасения шел уже не на десятки и сотни, а тысячи и тысячи.

Надежда Киценко пишет, что одних только сохранившихся писем к отцу Иоанну с просьбами об исцелении себя или своих родственников, написанных с 1883 года по 1908 год, существует не меньше четырех тысяч. На самом деле не только подсчитать, но и представить себе их реальное количество невозможно. Известно лишь, что в какой-то момент почта Кронштадта была вынуждена открыть особое отделение для приема писем и телеграмм отцу Иоанну. Каждый день их доставляли на его квартиру мешками. В конце концов священник был вынужден создать штат людей, которые разбирали эти письма, а ответы на них печатались по единому образцу литографическим способом, куда отец Иоанн своей рукой вписывал имена просителей и ставил внизу свою подпись.

Но одними письменными просьбами об исцелении дело не ограничивалось. В Кронштадт хлынули тысячи паломников, желавших лично побеседовать с прославленным священником, получить его благословение, что-нибудь из его рук или хотя бы прикоснуться к его рясе. Из обычного или даже необычного протоиерея он превращается в объект культа, становится «Всенародным Батюшкой». Современник напишет о нем: «Вся Россия – это приход отца Иоанна».

Он начинает много ездить по стране. Вятка, Самара, Вологда, Саратов, Киев, Харьков и другие города. В Петербурге он бывает почти каждый день, когда живет в Кронштадте. Этот день как бы распадается надвое. Он встает в четыре часа утра, служит литургию в соборе, затем пересекает Финский залив по воде или по льду и посещает столичные дома, куда его наперебой зовут, возвращается в Кронштадт поздно вечером или ночью, молится в садике возле своей квартиры и ложится спать не раньше двух часов. Непонятно, чем и когда он питается. Во всех обеспеченных домах Петербурга, куда он приезжает служить молебны, для него, разумеется, накрываются столы, порой весьма обильные, но он успевает только съесть печенье или кусочек рыбы и отпить немного чая, редко – вина, чтобы помчаться в новый дом, где его ждут с последней надеждой.

Когда он отдыхает? В поездках. Когда он пересекает Финский залив на катере или в санях, у него есть час-другой для сна. Но и на катере, в каюте или на палубе его чаще видят молящимся, ибо молитва, по его убеждению, это «дыхание души». Молиться значит дышать. На посторонний взгляд, это жизнь на износ. Но при этом он всегда бодр и свеж и до самой глубокой старости выглядит гораздо моложе своих лет. На старика он становится похож буквально в последние три-четыре года своей долгой жизни.

Начиная с 1883 года феномен Иоанна Кронштадтского невозможно разумно анализировать. В него можно только верить или не верить. В этом главная проблема любого биографа, который не желает создавать очередное «житие» этого человека, когда каждый его поступок и всё, что происходило вокруг него, объясняется исключительно его святостью и Промыслом Божьим.