Рушель Блаво - 33 способа перепрограммирования организма на счастье и здоровье. Метод Аватар

Через минуту на столе была разложена карта-схема культурной столицы Мьянмы — города Мандалая.

— Теперь все ясно, — резюмировал Мессинг. — Цифра 66 указывает на название улицы в Мандалае. Смотрите: «Шестьдесят шестая улица». Какой туристский объект обращает на себя внимание на этой улице, если верить схеме?

— Театр «На шестьдесят шестой улице»! — в один голос воскликнули мы.

— Но что такое это слово «Сэйн»? — Алексия сама была озадачена результатом своего ипсилона.

— А «Сэйн», доченька, название бирманской арфы, музыка которой традиционно открывает спектакли в национальном театре марионеток.

Признаться, я был немало озадачен таким поворотом событий. Получалось, что нам надо было прекратить поиски в Калате и немедленно отправиться на другой конец страны в город Мандалай, на Шестьдесят шестую улицу, где расположен театр марионеток.

— Что делать-то будем? — первым спросил Петрович.

— А пока, думаю, — ответил Мессинг, — нам нет смысла менять наши планы. Вы, Петрович, поднимайтесь над горой на дельтаплане. Мы с Блаво пойдем монашествовать. Ну, и Алексия…

— Папа, Петрович что-то говорил про жертвенник-ковчег…

— Да, — заметил Петрович, — коль уж планы не меняются, то предлагаю вот что: в центре монастыря есть такая карусель, куда надо бросать монетки; желательно попадать в особую нишу и загадывать при этом желание…

— Так вот откуда идея нашего Чижика-Пыжика на Фонтанке! — не мог не воскликнуть я. — Там же тоже надо монеткой попасть на постамент, только тогда загаданное желание сбудется. Но что возле этой карусели будет делать Алексия?

— Я пока не могу сформулировать строгих задач, — заметил полковник, — но уверен, что возле этого места за день окажутся едва ли не все обитателя монастыря. А это значит, что Алексия просто посмотрит, послушает, подумает. Так ведь, Алексия? Ведь есть в этом смысл?

— Пожалуй, ты прав, — медленно произнесла девушка. — Я попробую все это сделать: посмотреть, послушать, подумать. Только ты, пожалуйста, будь там, на небе, аккуратней, ладно? Я что-то волнуюсь.

— Не переживай, Алексия! Я ведь буду с инструктором.

Итак, задачи дня сегодняшнего были сформулированы. Петрович отправился на место вылета дельтаплана, Алексия — к жертвенной карусели, а Мессинг и я — в медитационный центр.

Нас встретил юный монах, на прекрасном английском предложивший несколько вариантов монашеского туризма.

— Нам больше всего подходит однодневный тур, — сказал Мессинг. — Кажется, за день мы, коллега, вполне можем узнать все необходимое. А утром тогда направим наш путь в Мандалай.

Монах-гид отвел нас в небольшое помещение, где начинающим буддистам, то есть нам, надлежало переодеться в соответствующие моменту одежды, а самое главное — снять обувь. Дело в том, что в бирманских монастырях одно из важнейших правил связано с тем, что монахи должны ходить босиком. Переодевшись, мы пошли в центральный храм, в котором как раз начинался молитвенный час. Интереснее всего было пробраться к жерлу вулкана, но наш гид данное предложение однозначно отверг, даже как-то испугался.

Мишель, однако, и здесь не терял времени даром. После часа молитвы, когда мы остались одни, Мессинг спросил меня:

— Заметили ли вы, коллега, справа от нас в центральном храме странное творение не то из стекла, не то из прозрачного камня?

— Если честно, то нет.

— А слышали ли вы, мой друг, этот тихий звук, в котором чередовались две ноты, но словно в разных регистрах?

Ну почему Мессинг видит и слышит то, чего не вижу я? Ведь у меня тоже два уха, два глаза, умственными способностями я не обделен, более того — мои навыки и умения уже много лет верно служат на благо людям.

— Вы ничего не слышали и не видели, не потому, что лишены дара слышать и видеть, — словно читал мои мысли Мессинг, — а только потому, что сегодня ваш мозг был настроен на иную волну: вы думали о театре марионеток в Мандалае, не так ли?

— Вы, Мишель, как всегда, правы. Так уж я устроен, что при появлении новой цели я, как это ни глупо, напрочь забываю о задачах насущных и переключаюсь на анализ грядущего. Но объясните мне, что это было за творение и что за музыка?

— С удовольствием, коллега. Только прошу вас не уничижать себя напрасно. Я потому и анализировал все это, что вы в это время думали о будущем. Настоящее сегодня было моей прерогативой. Так вот, прозрачное творение справа от нас в храме — это явно минерал. И именно от этого минерала исходила та тихая, почти неслышимая музыка. Что скажете?

Я был поражен наблюдениями моего друга. Неужели все так просто? Буквально в свободном доступе стоит здесь то, что мы так усердно ищем: минерал, несущий исцеляющую музыку!

— Не спешите с выводами, коллега, — прервал мою радость Мессинг. — Совсем нет уверенности, что это та самая музыка, поисками которой мы заняты. Однако я уверен в другом: именно эта музыка, что я слышал в храме, является своего рода первопричиной аватаризации как таковой. Пока вы думали о будущем, я внимательно смотрел на источник звука, и не мог не заметить, как рядом с минералом появился монах…

— Что же тут такого удивительного? Монахи были повсюду.

— То и удивительно, что этот монах появился словно бы ниоткуда! Секунду назад место возле камня пустовало, дверей и окон рядом не было. И вдруг — стоит себе монах в своих оранжевых одеждах. Он даже улыбнулся мне.

— И куда он делся потом?

— Да так и остался в храме. Но вы, коллега, подумайте о выводах. Теперь я почти уверен, что группа Аненербе имела целью обретение этой музыки! Я ничего не знаю о ходе и результатах той экспедиции, о том, что стало с теми людьми, которые в 1943-м были откомандированы в Бирму самим Гиммлером. Но теперь я твердо знаю, что доктор Герберт Янкун и барон фон Зеефельд (третьего участника экспедиции сознательно пока не называю по имени, хотя вы понимаете, кого я подразумеваю) искали как раз то, что ищем мы — исцеляющую музыку. В Тибете эта музыка использовалась, чтобы продлить земные дни существования. В Бирме — как первопричина аватаризации. Ведь не секрет, что атланты, с одной стороны, а лемуриицы — с другой, свои достижения в области музыкального творчества в итоге направили сюда — в Азию.

Тем временем в комнату, где беседовали мы с Мессингом, неслышно, как кошка, прошла Алексия, села на скамейку в углу и стала внимательно слушать рассказ своего «папá». Когда же Мессинг закончил с выводами, слово взяла его дочь: