Повесть о Варлааме и Иосафе

"На Тебя, Господи, возложил я свою надежду, что не буду посрамлен на веки, что не посмеются надо мною враги мои, враги раба Твоего; окажи мне помощь в этот час и устрой все по Своей воле, дабы было прославлено имя Твое во мне, рабе Твоем, ибо Тебе подобает слава во веки веков. Аминь".

Помолившись так со слезами, он, после многих коленопреклонений, опустился на пол в изнеможении. Впав в забытье, он видит себя в обществе каких-то необыкновенных существ, в местах, которых он никогда не видел, именно, в какой-то большой равнине, украшенной прекрасными, душистыми цветами, различными деревьями, отягощенными неизвестными ему чудесными плодами, прекрасными и очень соблазнительными на вид. Листья деревьев весело шумели под веянием тихого ветерка, распространяя приятный аромат. Тут же стояли троны из чистого золота, украшенные драгоценными камнями, от которых исходил чудный блеск, и ложе, покрытое покровом, краса которого невыразима словом. Текущие светлые воды услаждали взор. По этой чудной, прекрасной равнине те необыкновенные существа вели его по направлению к великолепному городу с блистающими золотыми стенами, которые оканчивались неприступными зубцами из такого камня, какого никогда никто не видел. О, как выразить всю красоту, весь блеск этого города?! Свет солнечных лучей ярко освещал улицы города, по которым бодро шли войска, сами представляющия из себя свет , поющие песни, неслыханные ухом смертного.

И услышал Иоасаф голос, говоривший, что сие есть место отдохновения праведных, радость тех, которые сумели угодить Господу. Потом те же самые люди, которые ввели его сюда, хотели вести его назад. Он же, исполнившись царствовавшего здесь блаженного и радостного чувства, говорил им: "Умоляю вас, не лишайте меня этого несказанного блаженства, но позвольте и мне быть с вами в этом великом городе". Они же ему отвечали: "Тебе теперь нельзя быть здесь; сюда ты можешь придти только тогда, когда будешь усердно трудиться, чтобы быть достойным здешней жизни". Прошедши вышеописанную равнину, они привели его в места, полные мрака и всего неприятного, которые составляли прямую противоположность только что виденному блеску: ни одной искорки света не проникало сюда; все было жалко и безпорядочно; в одном месте стояла карающая огненная печь, в другом полз карающий червь; мучители духи стояли у печи и бросали безжалостно некоторых в огонь. И послышался голос, говорящий: "Вот место, уготованное грешникам; вот наказания, продолжающиеся вечно, назначенные для тех, которые осквернили себя постыдными делами". Затем приведшие его вывели его отсюда. Придя в себя, царевич весь дрожал от страха; слезы рекою текли из его глаз. Тут он вспомнил о прекрасной соблазнительнице девице. Но, припоминая о виденном во сне, еще больше возлюбил хорошее и возненавидел все дурное.

Между тем, царю было возвещено об обмороке сына. Пришедши к нему, царь начал расспрашивать, что случилось. Иоасаф разсказывает виденное им во сне, потом говорит: "Зачем ты приготовил сеть ногам моим? Зачем ты заставил поникнуть душу мою? Если б Господь не был моим помощником, то душа моя вселилась бы в страну мучения. Но как благ Господь к чистым сердцем! Он избавил меня от такого бедствия. Я в смущении находился среди диких зверей, но Бог, Спаситель мой, с высоты небес милостиво воззрел на меня и показал мне, каких благ лишаются прогневляющие Его и какия наказания они себе готовят. Так как ты, отец, с своей стороны затыкаешь уши, чтобы не слышать меня, когда я говорю тебе об истинном благе, то не мешай, по крайней мере, мне идти этим прямым путем. А я желаю и стремлюсь здесь, на земле, достигнуть только одного: удалиться от всего суетного и жить там, где живет Варлаам, достойный служитель Христа, чтобы провести с ним остальную жизнь! Если же ты захочешь силою задержать меня и поставить на своем, то ты скоро увидишь меня мертвым от тоски и горя, и тогда ты уже не будешь мне отцом и я тебе сыном".

Снова отчаяние овладело царем; опять повторял он, что лучше бы не родиться такому сыну и снова в страшном волнении возвратился в свой дворец. Злые же духи, посланные Февдою против благочестивого юноши, возвратились к нему объявить о своем поражении; хотя они и не сказали ему прямо об этом, но их приниженный вид яснее слов свидетельствовал о их уничижении. Тогда Февда говорит им: "Жалкие вы и ничтожные создания, которые не могли одолеть даже одного мальчишки". Бесы же, караемые могуществом Божиим, поневоле должны были разсказать ему обо всем случившемся. "Мы не можем,— говорили они,— даже глаз поднять перед могуществом Христа, пред Его символом страданий, который называют Крестом. Ибо как только кто-нибудь начнет изображать это знамение, то мы, властители мрака, спешим бежать еще прежде, чем оно будет окончено. При самом нападении на этого юношу, мы сейчас же должны были отступить, так как он призвал на помощь Христа, вооружился знамением Креста, чем гневно разогнал нас, а себе приобрел прочную помощь. Мы необдуманно избрали то средство, которое употребил наш глава против первого человека; мы слишком мало ожидали от юноши. Христос же, призванный им на помощь, обжег нас сверху пламенем Своего гнева и обратил в бегство; теперь мы решили никогда более не приближаться к сему юноше". И злые духи подробно объяснили Февде все случившееся.

Находясь снова в недоумении, что ему делать, царь опять призывает Февду и говорить ему: "Мы исполнили, премудрый муж, все согласно тому, как ты нас учил, но это ни к чему не повело. Если ты можешь еще что-нибудь посоветовать, то мы и это испробуем. Может быть, найдем, наконец, избавление от этого зла"! Тогда Февда потребовал свидания с царевичем. Следуя совету, царь поутру, взяв с собою Февду, отправляется к сыну. Пришедши к нему, он снова осыпал его укорами и бранью за непослушание и за непреклонность его убеждения. Когда же Иоасаф начал по обыкновению утверждать, что ничто не может побудить его оставить любовь ко Христу, то Февда перебил его, говоря: "Что, Иоасаф, побудило тебя презреть наших богов, перестать совершать им служение, а вследствие этого разгневать отца и сделаться предметом народной ненависти? Разве не от них ты получил жизнь? Разве не они дали тебя твоему отцу, вняв его молитвам и сжалившись над его бездетностью?" Много еще пустословил состаревшийся во зле язычник, стараясь разными глупыми умозаключениями унизить учение Евангелия и возвысить идолов.

Подождав немного, сын царствия небесного, гражданин виденного им города, построенного не людьми, но Господом, говорит Февде: "Выслушай же ты меня, глубина невежества, непроходимого мрака и заблуждения, выслушай, пустой, злополучный и жалкий старик, грехи которого тяжелее градов всего Пятиградия, сожженного небесным божественным огнем! Что ты хочешь издеваться над спасительным ученьем, благодаря которому просветился мир, заблудшие обрели истинный путь, погибшие и порабощенные были вызваны из своего ужасного положения!.. Скажи мне, Февда, что лучше: служить ли и поклоняться Всемогущему Богу Отцу, Единородному Сыну Его и Духу Святому, Богу несотворенному, безсмертному, началу и источнику всяких благ, могущество Которого безподобно, слава непостижима, Которого окружают безчисленные миллионы легионов Ангелов небесных, славы Которого полны все небо и земля, Который из ничего сотворил все, над всеми и всем властвует, и по Промыслу Которого все живет и охраняется? Этому ли Богу лучше поклоняться и служить, или злым духам, немым идолам, хваление и прославление которых есть разврат, совращение чад, есть совокупность всего беззаконного, как сказано в нашем учении о идолослужении и суеверии?