Валад Бахауддин - Утопленная книга. Размышления Бахауддина, отца Руми, о небесном и земном

2:139-140

Обнаженность

Я всегда начеку, как бы кто не увидел мои недостатки,

плешивость, мужские органы, телесные изъяны, что прячу под одеждой. Но невеста и новобрачный знают все друг о друге. Они общаются многими способами — нежно ласкаются, дразнятся, играют в жестокость, позволяют себе все что угодно, ведь они не боятся друг друга.

Точно так же Божественная Тайна знает все обо мне. Предстоя перед этой сокровенностью, я открыто говорю здесь: «Делай с моим телом что хочешь. Каждая часть меня обнажена перед Тобой —как невеста, готовая ко всему —к любви, страху, служению, трудностям, унижению, наслаждению».

2:141-142

Бухара для сладостей

Что, если бы дома мы испытывали те же духовные чувства, что и в мечети?

Я говорю ученикам, что то, чем мы занимаемся, не затрагивает их основных природных качеств, изменяются только приобретенные наклонности. Что произойдет, если все лавки и достопримечательности этого городка вдруг заменить на другие? А потом, спустя какое-то время, все это богатство и средства получения достатка перенести в другой город, например тот, где ты вырос?

Иногда, при пересадке, деревья не приживаются на новом месте, и вся работа оказывается пустой тратой времени, но ты все равно усердствуешь. Нам назначены разные пути заработка пропитания (41:10). Каждое место имеет свои преимущества. Одна почва подходит для посадки финиковых пальм, другая — для персиковых деревьев. Бухара хороша для изготовления сладостей. Благодаря этому чудесному разнообразию все в мире на своих местах и нет столпотворения. Переживая тот великий момент творения, когда отбирались органы для моего тела, распределялись минералы, поднимались горы и многочисленные формы жизни входили в этот земной мир, — я ощущаю присутствие духов и вижу, как они подносят цветы, а прекрасные неземные женщины под звуки музыки и труб приветствуют человеческое сознание. Потом я возвращаюсь в обычное — более сжатое — состояние, далекое от созидания, к унылой стесненности. Отсюда я могу видеть лишь скопище низкого, разрушительного люда, перекрывающего путь.

2:143

Огромный крокодил

В своем кругу я говорю: когда ты отворачиваешься от души, трона славы, как ее называют, — от своего ядра, ты впадаешь в ступор беспамятства (50:19). Появляется огромный крокодил и крошит твое судно. Глаза и уши разлетаются в разные стороны, ум заходит за разум и покидает рассудок. Эта беда может случиться с каждым.

Когда же возвращается к тебе способность выбора, ты становишься собой, наливаешься крепостью, слух и зрение снова — заодно, и ты вновь обретаешь способность дружить, любить, хранить верность.

П.В. Кузнецов. Вышивальщицы ковров. Лист № 12 из альбома «Горная Бухара» (1923 г.).

2:143-144

Средство от болей в животе

Сын судьи Саада мучился от сильной боли в животе. Чтобы вылечиться, он стал есть корень фиалки с сахаром. Потом несколько дней пил сладкую воду и каждый день некоторое время лежал на

животе, чтобы дать жидкости собраться в больном месте. Через несколько дней такого лечения — спазмы прекратились. И вот успокоился, боль прошла.

2:114

Уныние моей матери

Музыкант перебирает струны. Моя мать плачет. Я лежу, объятый ее тоской, и прошу Бога послать мне сон, но облегчение не приходит. Моя бессонница и ее ощущение отчужденности, разрыва с источником милости, вырастают в моей груди в комок боли.

2:145 а

Букет

Мой ум, чувства и память — букет цветов в руке таинства. Ты обогащаешь их внутренней ценностью, придаешь им форму и направленность, как некогда дал Тору Моисею, Коран Мухаммаду, Нагорную проповедь Иисусу, псалмы Давиду.

2:145 б

Крошки птичьего клея

Нурулдин ощущал скованность в груди, его бил озноб — бросало то в жар, то в холод. Перед сном он принял снадобье — смешал ячменный отвар с крошками птичьего клея, кусочком ююбы, корнем лилии и фиалковым корнем и запил все это большим количеством воды.

Он говорит, что особенно ему помог фиалковый корень. При болях в животе ячменный отвар не хорош, потому что вызывает запор.

2:146

Немногим лучше уток

Отпусти все, что к тебе приросло и стало тобой, пусть оно протечет через тебя и вытечет. Это может быть мыслью, стихом или чем-то более ощутимым — домом, столом, лошадью. Разве не ясно, что бытие исходит из небытия? Сердце знает это, а ум не разумеет. Из незримого приходит подарок — разве в подобной ситуации уместно спрашивать «почему» и «как»? Впрочем, нам ведь дано видеть. Мы восхищаемся зеленеющим садом, блекнущим небом, наслаждаемся живой беседой. Пение и движение проникнуты смыслом и целью, но кто может их выразить? Могли бы утки, трепетными телами скользящие по глади сокровенных вод, объяснить свое счастье? Растворись в бытии, в дивных сменах времен года, в радостях, что приходят и запоминаются. Когда ты полностью здесь, ты способен заглянуть в иное и ощутить его всеобщность, как она наполняет тебя.

2:154-155

Багдад и твое тело

Ребенок выходит из матери, не зная ни этого мира, ни иного. Он или она подрастает и мало-помалу начинает постигать, то к чему. Ты говоришь о незримом мире, но для ребенка твои слова непостижимы.

Тут наблюдается явный провал в понимании. У пророков иное зрение (32:23). Мухаммад перемещается из видимого в невидимое и обратно. Он видит и свою отдельность, и сущность всего бытия, и костяк, и душу. Подобное состояние может казаться двойственным — это так и не так. Поднимись над всеми завесами, что заграждают твое зрение.

Пробираться сквозь них — долгий путь. Сверху ты увидишь Бога и мир, как одно. Для того, кто ощутил единение хотя бы на миг — как может расстояние быть истиной? Один человек сказал мне: «Ты должен идти в Багдад». Но Багдад и твое тело уже слились. Ты живешь в этом городе.

2:156 а

Плотное и рыхлое

Гляжу на плотную глину, ее комья твердые, как камни, и изумляюсь удивительному разнообразию существ, которые выращивает из нее Бог, — не только растения, но и наши жизни. Умная дружба и любовь, осознанность и душа, движение влаги в почве — так много тончайшего мастерства и восторженности сеется сквозь грубую сетку этой пустынной равнины. Вспомни о плотных, как металл, лепестках, что смыкаются вокруг нежных волокон хлопка.

Сокровенное устраивает одно плотным и твердым, другое — рыхлым и поддатливым, чтобы они дополняли друг друга. При нехватке твердости пористое сжимается и становится твердым — так же влажная погода размачивает твердое семя, точно так же и росток, выглянув из семени, вбирает и удерживает струи дождя.