Анна Гиппиус - 100 вопросов и ответов о вере, церкви и христианстве

– Дзинь-дзинь. Мяу-мяу. Что это такое?

– Трамвай кошку переехал.

– А это? Дзинь-дзинь. Гав-гав.

– Трамвай собаку переехал?

– Нет, мама из церкви пришла.

Раз за разом – в ту же яму. Раз за разом – горе: ничуть не меняется мое злое сердце.

Почти невозможно – поверить в любовь Бога лично ко мне. В любовь такую, которая никогда не пройдет и никуда не денется, что ни твори. Легче тем, кого в детстве любили безусловной любовью – мама, папа, дедушка, бабушка, сестра – хоть кто-то один на белом свете должен был явить нам образ подобной любви. Тогда есть с чем сравнивать, от чего отталкиваться: это как бабушка меня любила, только в десять раз сильней. В десять раз – сердце может почувствовать, в сто раз – ему уже слишком трудно, а потому неубедительно. Умом досказываешь – в миллион миллионов раз сильнее бабушки меня любит Господь.

Тем, у кого в детстве не было подобного человека, невероятно трудно представить отношение к нему Христа.

И все же даже при самом благополучном атеистическом детстве трудности нас ожидают немереные. Каждый человек – сам по себе. Взгляд другого несет потенциальную угрозу, пусть даже этот другой – твой супруг («увидит ненакрашенной, постаревшей, в несвежем халате – разлюбит!»), даже если ребенок («скоро подрастет, выпорхнет из гнезда и не вспомнит о родителях»), даже если духовник («признаюсь в этой гадости – прогонит, велит больше к нему не ходить, и уж в любом случае запрезирает»). Одиночество у нас в крови. Человек рождается один и умирает один, – уверены мы. И с этим живем.

– Скажи мужу правду, не вставай перед ним в позу, не заставляй догадываться о своих подлинных чувствах. Не нужно вместо: «Останься, мне будет плохо без тебя» – говорить: «Ну и топай, обойдусь, у меня на сегодня дела поважнее», – вдохновенно наставляла я крестницу. – Ведь он тебе самый родной, самый близкий человек.

– Так именно самому близкому труднее всего сказать правду.

Да, конечно, потому что именно от того, кто дороже всех, особенно страшно получить удар в открытое незащищенное сердце. Вот и маскируемся, принимаем равнодушный или дерзкий вид, наносим смертоносные превентивные удары.

Как может кто-либо любить меня всецело, прощать бесконечно, стремиться к одному-единственному: к моему истинному благу? Ах, оставьте, ах, оставьте, это все слова, слова. Я могу знать это чисто теоретически, очень много прочитав о Нем, единственном Любящем вот так, но поверить сердцем не могу.

Что поделать, такое сердце. Чтобы оно изменилось, приходится проходить практику – долгую и трудную. Год за годом. Он тебя принимает, прощает и смывает все грехи в Таинстве Покаяния, соединяет с Собой и делает хоть на миг безгрешной, дарит секунды или даже минуты невероятного, неземного счастья – и потихоньку таинства начинают действовать, душа исцеляется, и ты робко, урывками, пунктиром начинаешь – верить Ему. Уже не умом, а сердцем.

А потом, прожив какой-то кусок жизни, вдруг понимаешь: я больше никогда, ни за что не буду прятаться и притворяться. Хотите – делайте мне больно, я потерплю. Но не хочу, не могу больше, чтобы кому-то было больно – от меня.

И получается, пусть не полностью, частями, но получается!

Помните: «Давайте горевать и плакать откровенно... Давайте жить, во всем друг другу потакая... Тем более что жизнь короткая такая» (Б. Окуджава).

Будто выходишь из бункера на свет и ветер.

Из разобщенности, холодности, равнодушия – родиться в единую Церковь. Дорогие мои, цель именно в этом, а не в том, чтобы упросить Его разрешить нашу очередную земную насущную проблему.

Да, с любовью у всех нас перебои. Где ее взять? У Бога. У Его святых. Говорят, вымолить. Говорят еще – выстрадать. День за днем, год за годом:

– Дай мне любить Тебя и слышать волю Твою!

Однажды оглянешься назад, увидишь все утраченное и все обретенное и внезапно поймешь смысл давно знакомых слов: «Только змеи сбрасывают кожу. Мы меняем души, не тела».

Оказывается, душа потихоньку начала жить иначе, настолько потихоньку и втайне от меня, что казалось – стою на мертвой точке.

Но нет, что-то все же происходит.

Однако как медленно, как невыносимо медленно и скудно.

Происходящее напоминает постепенно растущий сад. По-моему, лучше всего об этом сказал Карел Чапек в книге «Год садовода»:

«Придет день, когда ты откроешь глаза и увидишь: сад стоит зеленый, высокая трава сверкает росой, из гущи розового куста выглядывают тяжелые темно-красные бутоны. А деревья разрослись, стоят развесистые, тенистые, с пышными кронами, дыша ароматной прелью в сыром полумраке. И ты уже не вспомнишь о нежном, голом, буром садике тех дней, о робком пушке первой травки, о скудном проклевывании первых листочков, обо всей этой глинистой, бедной, трогательной красоте только что разбитого сада.

Ну, и ладно; теперь надо поливать, полоть, выбирать из земли камни...»

«Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то. Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее» (Мф. 13, 44–46).

Долгие годы эта истина не останавливала на себе внимания. Много чего написано в Священном Писании, но сердце отзывается только на сродное. Сокровище, жемчужина, за которую отдаешь все – вообще все: удобство, здоровье, самую жизнь, – была просто образом, метафорой. В какой момент это стало истиной? Благодаря чему? Не знаю. Помню – совсем недавно была глуха и слепа, и жемчугов – не видела.

Как мне открыть эту драгоценность – тебе? С болью понимаю, что никак. Потому что Царство Небесное подобно еще и зерну, которое тихо прорастает в почве, вдали от нетерпеливых жадных взоров, и нельзя ковырять землю, проверяя, – как оно там поживает, не засохло ли, пустило ли корни? А когда появится росток, ты загубишь его, поддергивая нетерпеливо: расти скорее. Оно поднимется и окрепнет в свой срок, не раньше. Как и сияние маленького перламутрового шарика ослепит тебя и навеки привяжет твое сердце, – когда придет пора. Завтра.

А сегодня ты задаешь вопросы, важные для тебя теперь. Знаешь, на свете, наверное, не бывает «мелких» вопросов и «малосущественных» деталей. На всем сущем в мире лежит отблеск нетварного света, и во всем мы, если хотим, можем видеть его. Мыльный пузырь, улыбка младенца, паутина на окне – являют жизнь Царства. Как и крест на груди, и икона на стене, и освященная верба в красном углу.

Если смогу, я отвечу тебе. С верой в твое завтра. С любовью к твоей живой душе. С надеждой не навредить, не отвратить, не послужить к соблазну. Что ты хочешь услышать?