Конкордия Антарова (Кора) - Две жизни (ч.II, т.1-2)

С этого момента мы уже не будем, мы просто не сможем жить одной только землёй. И всегда будем помнить, что в нас и с нами живёт и трудится живое небо. Будь благословен, Ананда. Привет и поклон твоему огню, пусть вечность он горит всё также ярко, пусть всякий встретивший тебя омоется радостью в твоей атмосфере.

Не дав Ананде ответить, Флорентиец обнял его и стал прощаться со своими гостями, говоря, что его отзывают неотложные дела. Все поспешили разойтись, чтобы ещё раз, наедине, пережить всё то, что поняли этим вечером. Прощаясь с Анандой, никто не произносил никаких слов, боясь нарушить очарование внутреннего счастья, с которым уходил. В них пульсировала огромная энергия, ибо они знали теперь, знание Вечного, как радостного, чистого труда. Родилось ощущение ожившего внутри аспекта Жизни.

Возвратясь к себе, Флорентиец послал Артура за Амедеем. После разговора с лордом Бенедиктом Амедей почти всё своё свободное время посвящал архитектуре и инженерному делу. Незаметно, но очень внимательно руководимый Флорентийцем, Амедей до неузнаваемости изменился не только внутренне, но и внешне. Куда только подевался прежний рассеянный добряк, не умеющий никого привлечь к труду, а наоборот, портивший всех своей добротой! Амедей стал теперь пристально вникать в дела, поняв, что без урока практической деятельности ему не построить той семьи, в которой могла бы жить и выполнить свою задачу Алиса. Умный и наблюдательный от природы, он поражался жизни лорда Бенедикта и был не в силах мысленно охватить всю разнообразную деятельность своего друга — хозяина дома.

Огромная переписка, постоянное пополнение библиотеки, внимание, от которого ничто не могло укрыться, и неизменная ровная сила любви и доброты к каждому — всё это потрясало Амедея. Ни разу не услышал он раздражённой нотки в голосе лорда Бенедикта, когда тот бывал грозным. Видевший, с каким благоговением Ананда неизменно говорил с Флорентийцем, Амедей сегодня был ошеломлен величайшим смирением, звучавшим в голосе Флорентийца, благодарившего Ананду за пение. Так смиренен был поклон Флорентийца, как будто самому Богу, а не Ананде отдавал его он.

В душе и сердце Амедея, не умевшего ничего делать наполовину, всё ещё не заживала маленькая ранка, откуда — так ему казалось — продолжали сочиться капельки крови. Сознавая, как счастлива его жизнь, любя Алису и вознеся её на пьедестал, он… думал, что рядом с нею ему на этом пьедестале места нет. Если бы не вера в безошибочность знания своего великого друга, он уже десять раз просил бы Флорентийца освободить его от брака с Алисой. Обожая девушку, он чувствовал себя возле неё легко и просто только тогда, когда ощущал себя её братом, защитником и другом. Как только он начинал думать об Алисе как о будущей своей жене, он терял всякую бодрость, становился робким, молчаливым и казался себе не умнее вороны, возмечтавшей о павлиньих перьях.

В результате этих мук Амедей стал избегать Алису и страшился всякой возможности оказаться с нею наедине. Девушка вначале как будто ничего не замечала, но затем он стал ловить на себе её взгляды, в которых сверкали искорки юмора, такого у неё острого. А в последнее время он стал подмечать печаль, вопрос и даже тревогу в её чудесных глазах, когда они были обращены на него. Сегодня он по обыкновению внимательно следил за нею и восторгался её игрою, сливая её и музыку воедино. Но он не терял ощущения плотной формы, отлично сознавая всё окружающее, знал, что перед ним сидит Алиса, которую он обожает и без которой для него нет не только радости, но и жизни вообще.

Что же, случилось, когда Ананда запел один? Почему он, Амедей, забыл об Алисе? Забыл о своём личном счастье? Забыл о. времени? Он знал теперь, четко и ясно, что Жизнь — это и есть полная свобода от возможности страдать и бояться. Что земная жизнь полноценна только в том случае, если в свободном сердце звенит звук, всё собирающий в одно неразрывное кольцо радости. И таков звук, летящий из уст Ананды.

Так сегодня в сознании Амедея зазвучало понимание того, что есть Любовь. Любовь не требует, не нуждается в том, чтобы ей давали. Она сама отдаёт. И живёт она только потому, что отдаёт. Иначе она потухла бы. Амедею казалось, что это не Ананда был у рояля, а горел там костёр, не Флорентиец сидел, окруженный людьми, а костёр, от которого распространялись во все стороны огромные ленты и словно проникали в сидящих рядом людей. От сэра Уоми тоже исходило пламя, и все трое подымались, как столбы огня, к самому потолку, там соединялись и двигались, словно гигантские пламенеющие цветы.

Амедей вспоминал эту привидевшуюся ему картину, и ему становилось легко. Закрылась кровоточившая рана и раскрылось его духу то счастье жить, когда понимаешь своё место не только на земле, но и во Вселенной. Он вспомнил слова Флорентийца о том, что мир в сердце человека настаёт, когда он начинает понимать это…

К нему постучали, и Артур передал ему просьбу Флорентийца спуститься. Уже на лестнице Амедей почувствовал себя как-то необычно. В первый раз ему было легко и просто войти в комнату Флорентийца. Ему казалось, что он всё теперь воспринимает по-новому, — и ночь, и Артура, и Сандру, встретившегося и улыбнувшегося ему: всё казалось ему не таким, как вчера. Когда Амедей вошёл, Флорентиец стоял один посреди комнаты в своей белой, шитой золотом одежде. Ещё никогда не видел его Амедей таким прекрасным.

— Что, мой друг, сегодня даже среди ночи видишь сияющие небеса? Вот что значит освободиться от одной только ранки, которую бередит личное страдание. Присядь здесь, Амедей, рядом. Сейчас ты уже и сам понимаешь, почему я так долго не говорил с тобой. Ещё вчера я должен был истратить тысячу слов и, возможно, ни в чём тебя не убедил бы. Нельзя поднять человека на новую ступень духовного развития, сколько бы ни силился показать ему мудрость, находящуюся в нём и рядом с ним. Когда же эта Мудрость, у каждого по-своему, по самым разнообразным причинам, шевельнётся внутри, человек в одно мгновение может оказаться не только на другой ступени сознания, но и совсем в другом звене той золотой цепи, что опоясывает всех людей, как сила и энергия Вселенной, ежеминутно творящая и бросающая на землю свои искры.

Тот, кто может видеть их и слышать, вплетает их в свой труд. И тогда люди называют его гением, озарённым. Но дело не в гениальности, а только в ожившей частице, в шевельнувшемся внутри аспекте Мудрости, в осознании полной, до конца, освобождённости в своём труде.

Твоё сердце раскрылось внезапно. Ты забыл о себе. Ананда помог твоей доброте вырваться на свободу. И она объяснила тебе, что Жизнь — это Свет на пути человека. Свет этот не гаснет, не мигает и не подавляется ничем, если его не тушить мыслями о себе, сомнениями и страхом. Ты видел сегодня красные ленты любви, подобно пламенным канатам связующие людей между собой. Ты смог увидеть их, потому что уже способен связать себя с людьми цельной преданностью, не требуя благодарности взамен. Это твой путь — путь любви, милосердия и доброты. Сейчас ты идёшь за мной, так как тебе надо учиться огромному такту, уверенности в себе и умению руководить людьми, прежде чем ты построишь дом и семью для Алисы и тех, кто обретёт у вас приют. Сначала же постигни, что такое такт, пойми, как следует нести доброту и милосердие. Сегодня мне уже не нужно говорить тебе о том, чтобы ты изменил своё поведение по отношению к Алисе. В тебе уже нет прежней горечи и гордыни, из-за чего и сочилась из тебя та кровавая жидкость. Ты считал, что то была рана смирения, а на самом деле всё обстояло наоборот.