Марк Юргенсмейер - «Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Поэтому история «религиозного насилия в глобальном масштабе» еще далеко не окончена, и последние ее главы только предстоит написать. Надеюсь, что изложенные в этой книге идеи и заявленный в ней подход к анализу феномена останутся полезными для понимания новых и существующих ныне форм религиозного насилия и в будущем.

Меня иногда спрашивают, с чего бы такому славному парню, как я, изучать религиозный терроризм. Интеллектуальные объяснения задающих этот вопрос, как правило, не устраивают – как если бы одного моего интереса к общемировым религиозным и социальным процессам было мало. Им нужно еще что-то личное.

Обычно я отвечаю, что занимался национализмом и глобальным конфликтом, а потом заинтересовался регионами, где общество менялось с большим трудом, а мирные решения оборачивались насилием. Некоторое время прожив в индийском штате Пенджаб, где разворачивалась борьба между правительством и воинствующими сикхами, я собственными глазами мог наблюдать разрыв социальной ткани. Запечатлев в своей памяти ужасы той эпохи террора, я отправлялся в неспокойные места по всему миру с целью понять, как рушится гражданский порядок и как именно могут переплетаться религия и насилие.

Однако другой мой ответ и вправду довольно личный. Как человек, выросший в набожном окружении среднезападного протестантизма, я знал, сколь мощно религия способна преображать человеческий потенциал. Для меня эта ее преображающая способность всегда была чем-то хорошим (и в основном ненасильственным) – как связанная с мотивами личной целостности и социального искупления. Я говорю «в основном», потому что даже из собственного участия в правозащитных и антивоенных движениях предшествующего поколения вспоминаю моменты, когда дело доходило до открытой конфронтации, а порой и до кровопролития. Поэтому я ощущаю определенное сродство с нынешними религиозными активистами, для которых религия – это всерьез, и спрашиваю себя, не движет ли ими, помимо прочего, настолько сильная и безусловная вера, что из моральных соображений они даже готовы убивать и быть убитыми.

Сам я в своем общественном активизме, впрочем, до таких пределов не доходил и по-прежнему не могу вообразить ситуацию, когда даже самое достойное дело оправдывало бы отнятие чужой жизни. Поэтому мне захотелось понять: что еще движет теми, кто за это достойное дело не просто сражается, а идет на религиозные теракты? Я задался вопросом, почему их взгляды на религию и участие в общественной жизни приняли такой летальный оборот и почему они нисколько не сомневаются, что вправе сеять разруху и смерть, – и сеют их так жестоко и напоказ.

В поисках ответов на эти вопросы я обратился к изучению не только индивидов или отдельных кейсов, но и к более общим социально-политическим изменениям, которые происходят сегодня в мире и выступают контекстом для множества насильственных инцидентов. Этой же теме посвящена и другая моя работа, в своем роде спутница этой – «Глобальное восстание: религиозные вызовы секулярному государству» [2] Juergensmeyer M. Global Rebellion: Religious Challenges to the Secular State. University of California Press, 2008. , хотя тут вместо активистских движений я скорее делаю акцент на кровавых событиях. В итоге я обнаружил, что исследование этого поразительного феномена может немало поведать нам как о самой религии, так и о публичном насилии и современном обществе в масштабах почти всего мира.

Эта книга – о «темной сделке» между религией и насилием. Анализируя ряд совершавшихся на протяжении тридцати лет актов религиозного терроризма, в этой работе я стремлюсь понять порождающие их культуры насилия. В ходе интервью с их защитниками и непосредственными исполнителями я утвердился во мнении, что инциденты такого рода нужно рассматривать как публичные перформансы, а не как реализацию некой политической стратегии: это символические заявления, цель которых – вселить в отчаявшиеся сообщества ощущение силы. Сколь пьянящую иллюзию своей мощи должно было создать падение башен-близнецов Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года для тех, кто заставил их рухнуть!

Религия играет в этих актах центральную роль, поскольку дает убийству моральное обоснование [3] Здесь и далее понятие justification систематически переводится как активное «обоснование» в противоположность более пассивному «оправданию» как отрицанию некой вины. – Прим. перев. и облекает его в образы космической войны, которые позволяют активистам мыслить себя проводниками «высшего замысла». Это не означает, что религия порождает насилие, – в этом обыкновенно виноваты социальные и политические проблемы, – однако в ней действительно есть символы и традиции, связанные с пролитием крови и даже катастрофическими актами терроризма. Именно это я и имею в виду под «религиозным насилием» – насилие, не порожденное религией, но с ней повязанное.

Насильственные идеи и образы – не монополия какой-то одной религии, и кровавый активизм мог подпитываться почти что от всех великих традиций: христианство, иудаизм, ислам, индуизм, сикхизм и буддизм. Быть может, называть Усаму бен Ладена «исламским» террористом или Андерса Брейвика – «христианским», как будто к насилию их подтолкнули исключительно мусульманские или христианские убеждения, и неверно; однако же то, что они и множество самых разных субъектов публичного насилия от них отправлялись, указывает на сущностно революционный характер любой религии, снабжающей идеологическими ресурсами альтернативные идеалы общественного порядка.

Но если это всегда было так, почему столь жестокие нападения на общественный порядок происходят именно сейчас? За ответом на этот вопрос я обратился к текущей глобальной ситуации. Что международная политика – заговор, а экономический «новый мировой порядок» – система угнетения, открыто заявляли такие непохожие активисты, как руководство ИГИЛ, буддийские активисты в Юго-Восточной Азии и христианские ополченцы [4] Аналогично, понятие militia во избежание лишних коннотаций будет переводиться как «ополчение», будь то христианское, исламское, сикхское и так далее. – Прим. перев. . В контексте эпохи глобализации и постмодерна происходит ослабление авторитета и высвобождение локальных сил. Я не имею в виду, что религиозное насилие обусловлено только глобализацией, – однако же, может статься, именно из‐за нее такое количество случаев религиозного насилия происходит одновременно во множестве точек земного шара.

Новое издание книги позволяет мне лучше прояснить, чему же она посвящена; кроме того, для охвата недавних событий я внес в нее ряд исправлений. Хотя я и пытаюсь в ней рассказать, как публичные активисты подчиняют религию своему мрачному восприятию мира, в конечном счете это отнюдь не высказывание «против» религии, а признание того, что религиозное воображение по-прежнему играет в общественной жизни огромную роль и многие люди могут найти в ней не источник насилия, а исцеление от него.