Цзэдун Тао - Внутренняя империя Юань

Они пробили себе проход в толпе пьяных нукеров, вскочили на коней и с гиками ускакали. Их никто не преследовал, настолько огромным было потрясение. Только красавица-лебедь осталась стоять в круге невозмутимо – стройная и натянутая, словно струна… и ее быстро связали.

– Это!.. Это неслыханно! Просто невероятно! – захлебываясь от возбуждения и восторга кричал князь, выползая из-под лавки и тараща глаза. – Дай я тебя расцелую, сокол ты мой!

Князь лез к Ван Юаню целоваться, а хан Хулагу, отдыхая в углу, показывал ему оттуда два больших оттопыренных пальца.

– Слушай, отдай его мне, – обратился хозяин к хану, – я сделаю его князем, вторым человеком в государстве, после себя.

Он снова крепко облобызал недоумевающего Ван Юаня, так, что ему пришлось вытирать забрызганное лицо.

– Я-то тут при чем?.. – произнес он, вконец смутившись, – генерала благодарите.

– Считай, что ты уже генерал! – выпалил князь. – Вот тебе мой меч, я делаю тебя генералом. Думаю, вельможный хан возражать мне не станет.

– Он давно ходит в генералах, князь, – спокойно произнес хан. – У нас тысячник кэшиктенов в бою командует туменом.

– Ай, молодец, ай да джигит! Я в жизни не видел подобного мастерства. Одному справиться с двадцатью пятью горцами. Настоящий дзиавор!

Ван Юань стал оглядываться в поисках генерала, перед которым ему стало по-настоящему стыдно, но того нигде не было. Словно и не существовало…

В это время пред ясные очи князя поставили связанную мятежницу.

– Снимите с нее парчовое покрывало, перед тем как отрубить голову, я хочу взглянуть в ее бесстыжие глаза, – произнес князь.

Накидку тут же содрали и ахнули. Нападавшей оказалась та самая дерзкая бабушка…

– Ты все равно умрешь, – без тени сомнений бросила она в лицо хану Хулагу, – раздев меня донага, ты обесчестил наш род, и каждый из его гордых джигитов жизни не пожалеет.

– Ай, зараза! – закричал князь. – Уберите её с глаз долой.

Он почти со слезами на глазах стал умолять хана Хулагу о снисхождении к своей новой оголтелой родне.

– Понимаешь, дорогой хан, эта ханум была первой красавицей в наших краях – за нее любой джигит готов был жизнь отдать. Вот и внучка, тоже вся в бабушку. Говорил я своему сыну – намаемся мы с ее красотой. Но он словно завороженный, слушать ничего не желает. Что поделать, наши юноши влюбчивы; да и кто устоит?

– А почему бы вам не выдать бабушку замуж? – весело заявил хан.

– Так, за кого же?

– А я вот, к примеру, чем не жених. Думаю, ее оскорбило мое пренебрежение, но я готов все исправить. А покров с головы невесты в первую брачную ночь можно и не снимать.

Хан Хулагу рассмеялся, а за ним и остальные.

– Ты таки спас мне жизнь, во второй раз. И это случилось именно на свадьбе, – шепнул он на ухо Ван Юаню, немного спустя – Всё как предсказала Будда-Майтрейя.

– Да я здесь совсем ни при чем? – запротестовал было Ван Юань.

– А кто, неужели сама Майтрейя? – более чем красноречиво спросил хан.

– Нет, наверное ее муж, или один из его генералов, – совсем серьезно ответил Ван Юань.

– Вижу сынок, тебе сильно досталось прошлой ночью в этом гордом селении, – сочувственно покачал головой Хулагу. – Они все тут слегка… не в себе.

Он покрутил пальцами у виска: "Малохольные".

глава 13.

"Вечное Дао не имеет имени… Но, когда Дао разделилось на части, то получило имя".

Лао-цзы.

Допустимые возможности определяют меру. Человек в первую очередь страдает от того, что потерял меру и не видит границ – мера потеряна, ввиду безграничности Дао. Но "если имя Дао известно, то нужно воздерживаться – каждому следует знать, где ему нужно оставаться". В таком случае ограниченность и определенная "тупость" доставляют человеку неоценимую услугу; особенно, это случается в горах, где превыспренние мысли, словно крылья орла – несут над пропастями, от которых у любого закружится голова. В противовес, в долинах, очерченных высокими пиками, спокойно и безопасно, территории разграничены водоразделами, а взоры насельников по большей части обращены к земле. Эту почву, собственно, они постоянно возделывают, и именно труд на ней является залогом будущего благополучия. Отсюда можно сделать вывод – имя Дао, это земля сердца, способная приносить плоды. Вне этой территории – дикие скалы и воздушное пространство – стихия необузданных ветров – бесплодное и бесперспективное для человека место. Ибо, кому под силу обуздать ветер?

Естественно, природа, пытаясь сохранить хоть крохи человечности, ограничивает возможности ума; и чем выше забрался человек, тем больше ограничивает. Не оттого ли духовно практикующие люди так примитивны, в том числе и в нравственных вопросах… – и нипочем не желают спускаться с вершин, на которые их занесла нелегкая (гордыня). Вот, даже безграничное Дао разделилось на части, обнаружив тем самым невероятное смирение… – и определило в пространстве место и время – мир Благодати для такого ничтожного и незначительного своего творения как человек. Видимо, только поэтому этот "микроб" и является точкой соприкасания Дао Безграничного с Именем Божьим, положенным прежде всякого Бытия.

И вот, глядя в бездонный звездный океан, понимая, что пред тобой Бесконечность, главное не возомнить о себе, не помыслить чего-то лишнего, не пролететь… При этом, очень несложно себя проверить: если можешь разговаривать с Небом, оставаясь песчинкой на ладонях Земли, если есть что сказать от всего сердца… и ты в силах возвести хотя бы взгляд – кроткий, по-детски простой, – следовательно, тобой еще не обуяла гордыня. Но если с этим проблемы, – смотри, как опасно ты ходишь… Ведь констатируя факт – чувственное звездное небо для тебя недоступно. Что тогда говорить о духовном?

Что поделать, действительно в горах с этим проблемы. При всей грандиозности и величии, свободе и чистоте, горы стоят как бы в стороне от основной Благодати, находясь лишь в позиции наблюдателя за происходящим. А вода и Огонь нисходят в долины, и там идет настоящая работа, кипит настоящая жизнь.

– Здесь ты увидел лишь одну грань духовной жизни, хотя она, как и многие, претендует на главенствующую роль, особенно в этом регионе. Увы, не все можно купить за деньги; и даже подвиг бессмысленный если почва сердца бесплодна. А брак с гордой красотой доставляет массу проблем.

– Но зачем мне это было нужно? У меня вот, Думарина – красивая, но совсем не гордая. Называет меня господином и моет мне ноги, – в то же самое время может вести беседы обо всем на свете на различных языках, даже на Ангельском.

– А иначе, как бы ты понял и узнал, что обладаешь настоящей жемчужиной? Вещь, которой нельзя сложить цену, остается как бы бесполезной, не имеющей на мерилах души определенного веса. Отсутствие – есть мера Любви.