Гейдар Джемаль - Логика монотеизма. Избранные лекции

В действительности это чистый негатив, не имеющий никакого содержания. Тотальный негатив не может быть самодостаточен, поэтому он изначально ущербный: бесконечное не может быть позитивным, бесконечное лишено внутреннего структурирования, определений, лимитов, целей (оно просто отрицает ), но оно при этом не может иметь контент. Вот как из бесконечного возникает конечное ? Если бы бесконечное было самодостаточным и идентичным самому себе, то выйти из него нельзя было бы: конечное было бы исключено. И тогда конечное было бы невозможным . Но на самом деле бесконечное не самодостаточно – оно существует лишь как указание на невозможное помимо себя . И поэтому конечное становится возможным . И, собственно говоря, «возможное» и «конечное» как категории абсолютно синонимичны. Возможное – это и есть конечное . Поэтому, когда Генон говорит «possibilite infini», то это оксюморон.

Не может быть «бесконечной возможности», но может быть интерференция конечных возможностей таким образом, что в результате «интеррефлексии» разбегающихся зеркал, в бесконечной «интеррефлексии» зеркал, которые отражают друг друга, создаётся иллюзия «позитивной бесконечности», то есть позитивного наличия. Но это не более чем взаимная интерференция конечных начал. То есть то, что мы принимаем как Бытие, которое неохватно , – это на самом деле взаимная интерференция конечных начал, которых конечное число. Их пять: это возможность конкретного, возможность альтернативного, возможность не быть конкретному, возможность не быть альтернативному и возможность не быть ничему . Первые два – это возможности манифестации . А последующие три – это возможности неманифестации . И они интерферируют друг друга и порождают бесконечное многообразие, которое на самом деле является проявлением Великого Существа.

Это Великое Существо есть Денница, Люцифер, Иблис, Аполлон, – это есть Великое Существо, которое есть вместе с тем и объективное Бытие. Это «интерференция» конечных начал. И человек является, по своей модели, просто одним из отдалённых отражений Великого Существа, но в человека уникальным образом введена эта «скважина», эта точка несовпадения со всем остальным зеркальным Бытием. Это как в бесконечном множестве зеркал: в одном зеркале выбрали некую точку, поцарапали амальгаму, и в этой точке зеркало стало особым: в нём исчезла оптическая рефлексия. Или в одном из зеркал есть особая точка, которая не совпадает со световым потоком, с этой системой оптики, но при этом это достаточно удалённое от центра зеркало.

И главная задача радикала – это не восходить, а отражать Провиденциальный Замысел в своём собственном мышлении. Но в индивидуальном мышлении это невозможно отразить полностью, и индивидуальное мышление обладает спецификой внеисторичности . Только мышление коллективное , то есть мышление на уровне братства, джамаата , общины, когда люди участвуют , – только их мышление является историческим . Только мышление людей, связанных друг с другом через «братство по смерти», – не через появление из женского лона, а через уход в могилу как антитезу женскому лону, братскую могилу , – приобретает измерение «историчности», – в отличие от мышления индивидуально Маркса, Гегеля. То есть может быть какой угодно гений, но его мышление не исторично. А вот мышление, допустим, «Народной воли» в тысячу раз слабее, дефектнее, чем мышление Гегеля, но в отличие от Гегеля оно исторично . Потому что в мышлении радикального братства отражается какой-то частью, какой-то тенью (чем больше, тем лучше, конечно) Замысел Всевышнего.

Задача состоит в том, чтобы Провиденциальная Мысль, которая изначально является неопределённостью, изначально является неутверждением , изначально является апорией, чтобы она отразилась в мышлении здесь, и эта община, эта группа связанных между собой братьев становится инструментом её реализации. Но, конечно же, реализация для всех участников – это абсолютная жертвенность. И это не значит, что каждый из них должен пойти и умереть, бросив все дела, – и наплевать, что будет завтра. Нет. Эта абсолютная жертвенность должна быть исходным и перманентным состоянием . При этом эти люди могут прийти к серьёзным постам, к власти, дожить даже до преклонных лет, – это неважно. Обстоятельства того, погибнет ли этот человек в двадцать лет или умрёт в восемьдесят (победив или не победив, в застенках), – это всё неважно. Главное, что всё его существо проникнуто пассионарной волей к смерти . А смерть он понимает как открытие природы своего сознания, как проекцию невозможного внутрь себя . Смерть – это уход в невозможное . А невозможное внутри, до того как оно ещё не состоялось в качестве моего конца, – это моё сознание как свидетеля . И когда ты понимаешь, что твоё свидетельствование, твоя смерть и твоя миссия «ключа, которым поворачивается запертая дверь Реальности», – это одно и то же, то это и есть удел радикала.

А «восхождение» и «отождествление» – это путь совершенно другой, это пантеистический путь, это путь инициатической идентификации. Это взаимоисключающие пути.

Не слишком ли мы просто относимся к такой фигуре, как Гегель, исходя из школьных представлений об изначальном тождестве «бытие – мышление», «инобытие духа» (то, что вы называете «реальностью»)? Ведь в его философии доминирует то, что переводится как чудовищная мощь негатива, причём этот негатив духовной природы, и без этого негатива монизм Гегеля был бы слишком прост, безвкусен и неинтересен.

Гегель говорит как раз об этом негативе как функции бесконечности, предоставленной самой себе . Мы говорим об одном. Просто у этого негатива есть функциональное содержание: этот негатив не самостоятелен .

Древние греки «бесконечность» воспринимали как крайне отрицательный термин. Они её боялись, они её отрицали, они её не любили, потому что они прекрасно понимали, что бесконечность не может иметь контента. Это потом, уже в платоническом, постплатоническом мире бесконечность наполнилась идеей «бытия, блага, света», идеей нелимитированного позитива. Для древних греков бесконечность была «косой отрицания». Потому что бесконечность – это снятие всяких лимитов. А лимит – это как раз жизнь. Лимит – это конкретность, это жизнь, это определение, это фиксация. А это – диссолюция (как вот есть Абсолют – великий «растворитель»). Они не хотели этого.

Но у бесконечности есть же функциональная цель, потому что (это мы забегаем вперёд) у Провиденциальной Мысли Всевышнего есть одна фундаментальная особенность: её изначальность (как бы она сама в себе) столь страшна, что она не может существовать в том виде, в каком она соприродна самой себе. Поэтому она, эта Мысль, немедленно, в момент своего самообнаружения , тут же маскирует себя. Эта мысль изначально страшна и невозможна . И первым её как бы проявлением является перевод себя в инобытие , которое более «терпимо», условно говоря. То есть изначальная Мысль является фундаментальным неутверждением . Но следующее («скорлупа» этого, как бы) – это невозможное . То есть это фундаментальное неутверждение выступает в качестве невозможного . А невозможное тоже страшно и немыслимо и поэтому выступает в качестве отрицаемого , то есть невозможное – это то, что отрицаемо . А если есть отрицаемое , то есть и отрицающее . И это отрицающее есть тот самый негатив, с которого все начинают . Все начинают с негатива: индусы начинают с негатива, Гегель. Бесконечный негатив. Но это всего лишь внешнее одеяние, которое оправдывает ту тайну, которую этот негатив отрицает .