Гейдар Джемаль - Логика монотеизма. Избранные лекции

И тут ведь в чём дело? Всевышний обещал нас воскресить на Страшный Суд, Он обещал воскресить именно эту точку в том виде, в каком она была исторически здесь и теперь для каждого. То есть это означает, что моё тело – это «Иван Иваныч», точка во мне при жизни – безымянная, но когда я буду воскрешён, то воскрешена будет именно эта точка под именем «Иван Иваныч». То есть она получит индивидуальное, персонализированное, уникальное бытие, реальность (не бытие, а именно реальность), – она получит имя. Сейчас она скрывается под маской меня физического. Точка понимания, которая во мне свидетельствует о внешнем, связана с мигом здесь и теперь , но она не имеет моего имени. Это тело имеет имя. А когда я буду воскрешён при втором Творении, именно эта точка будет иметь имя. И если человек входит через узкий мост в Сады праведников, то точка получает имя уже не как блик, брошенный светом через зеркальце, а как блик, эмансипировавшийся от своего источника, – самостоятельное бытие с именем. В этом суть трансформации: то, что было безымянным в обладающем именем, становится источником имени, носителем имени там, где Бытие как бесконечный абсурд полностью снимается.

Радикал, который пришёл к тайне перцепции, действовал как радикал, но он не сделал шаг в сторону принятия пророческой миссии, – его посмертная участь будет такая же, как у либерала и традиционалиста?

Дело в том, что, когда мы говорили о радикале, я не случайно сказал, что мы обсуждаем «виртуальную» схему абсолютной рефлексии. То есть мы говорим о некоем несуществующем идеальном радикале, который будто бы всё понял о самом себе, всё понял о своём сознании, о том, что Бытие и сознание – противостоящие полюса; это схема, которую не нужно понимать всерьёз как «рабочую схему». Потому что в реальной жизни таких радикалов не бывает, то есть не бывает таких состоявшихся носителей абсолютной рефлексии. Потому что, если нет зеркала и, предположим, нет других людей – человек вырос сам по себе (вне зеркал, рядом никого нет), один, – он, конечно же, видит вокруг себя предметы, но он же не знает, почему он их видит, то есть он своих глаз-то не видит. Он не знает, что у него есть такой орган, как глаза: для того чтобы увидеть глаз, надо увидеть другого человека или себя в зеркале.

Поэтому в реальной жизни радикал видит вещи, но он не знает, почему он их видит. Для того чтобы человек узнал о том, что в нём есть нечто, не совпадающее ни с чем , что он видит, – ни с чем потенциально могущим быть заданным для него как для чувствилища, – для этого нужно Откровение. Откровение потому и даётся, что оно приходит из внереального , из невозможного . Это тот мост или та «вольтова дуга», которая соединяет невозможное как источник с чёрным бликом внутри, который этим невозможным отброшен вглубь этого бытия, частью которого я являюсь. Еще раз подчёркиваю, что я говорил об «абсолютной рефлексии как идеальной модели», но её не существует в реальной жизни.

В реальной жизни нет никаких сил, которые бы человека вывели на понимание того, что такое сознание. Даже если ему показать, что это сознание у него реально есть и работает, он этого не поймёт. А показать это можно очень просто. Каждый испытывал шок, когда вошёл в тёмную комнату, где думал, что он один, и вдруг кто-то зашевелился сзади или положил ему руку на плечо, и его подбросило от испуга. Что происходит в этот момент? Человек встречается реально с этой самой «скважиной» в себе, со своим истинным, внутренним Я, которое является точкой несовпадения ни с чем . Я говорю о том, что происходит долю секунды, – нужно условие, согласно которому ты думаешь, что ты один. Это может быть в разной ситуации: вошёл в тёмную комнату, вошёл в пустой дом или сидел у костра и отошёл от освещённого пространства куда-нибудь в скалы, и вдруг в кустах что-то зашевелилось, – испытываешь шок. Что при этом происходит? Происходит то, что ты думаешь, что ты один, а вдруг в твоё ментальное поле входит реально (не концепция, не мысль, не слово) опыт другого .

Причём подчёркиваю: неважно, что ты знаешь, что за окном спальни, где думал, что ты в темноте один, или за пределами освещённого костра, сидят твои товарищи, какие-то люди присутствуют. Ты, когда испытываешь это , ты обязательно должен знать, что в том пространстве, где ты сейчас экзистенциально , – ты один. И вот появляется через шорох, через движение, через присутствие идея другого . И когда появляется идея другого , происходит момент ужаса, «схлопывание», когда внезапно этот другой оборачивается тобой, твоим глазом, который смотрит. То есть ты встречаешься с чёрной амальгамой зеркала. Ты представляешь собой зеркало, и зеркало обнаруживает, почему оно отражает, – потому что у него сзади чёрная амальгама, не пропускающая свет. Оно ведь ничего не видит, кроме этой чёрной амальгамы, и в какой-то момент зеркало начинает воспринимать только чёрную амальгаму себя. Это длится доли секунды, и если это продлится чуть больше, то человек может умереть, потому что это его «разносит». В этот момент он действительно обнаруживает природу собственного сознания и природу смерти. Но он не успевает её осознать, потому что тут же всё проходит и остаётся только адреналиновый всплеск, который оседает. Но то, что называется «сатори», – это разбавленное раз в сто состояние шока, испуга. То, что буддисты ищут в качестве дикого кайфа, ради которого они приехали, – это этот шок, но разведённый «один к ста». А для радикала – это просто знак, который он должен интерпретировать, но уже задним числом, когда он опирается на Откровение.

А так ведь практически каждый это испытал. Ну и что толку? Разве кто понял, что он испытал встречу со своим гносеологическим центром, со своим свидетельствующим «я», со своим свидетельствующим сознанием? Да никто ничего не понял. То есть невозможно без опоры на Откровение принять участие в Провиденциальном Замысле как в сюжете.

А что значит «не принять участие в Провиденциальном Замысле как в сюжете», а быть «всё понявшим» и так далее? Это означает следующее: на сцене идёт «Гамлет», а ты из зрительного зала вышел и начал кривляться перед зрительным залом и сценой, повторяя жесты актёров, воспроизводя реплики, абсолютно не понимая, что это пьеса, которая поставлена режиссёром, что она несёт в себе определённое послание. А есть такие сумасшедшие, фрики, – когда что-то происходит на сцене, они выбегают и как бы начинают тоже участвовать в этом, начинают что-то воспроизводить…

Но здесь есть другая сторона. Откровение требует политической философии. И не только политической философии, но концептуального сквозного дискурса, который задействует всё, то есть он втягивает в себя все эти проблемы, о которых я говорил: от Абсолюта, то есть противостояния Абсолюту, до противостояния политической действительности, бытовой действительности. Сквозной дискурс, некоторой попыткой создать который являлся марксизм. От «диалектики природы» до «исторического материализма». Нам необходим аналог этого.