Олег Чекрыгин - Миряне. Печальнейшая повесть

Теперь все замкнулись и живут для себя. Люди боятся дверь отворить, потому что вдруг тот, кто постучал в эту дверь, окажется злодеем: обворует, ударит, убьёт, или ещё что-нибудь. Вот это и есть наша вера: привыкли жить для себя и хотим только одного, чтобы нам как можно крепче устроиться в жизни, и никто бы нас не трогал, чтобы нам не пострадать. Но для этого Бог не нужен и вера не нужна.

То, что пишут в газетах, – оно может быть и правда, но ведь доброе дело без искушений не бывает. Почему? Потому что мировое зло, диавол, слуги его, не желают христианской жизни, не хотят допустить доброделания, противодействуя спасению души. Есть ли замысел? Или человечество случайно совершенно отвратилось от добрых дел? Не знаю, на каком уровне этот замысел, но это, безусловно, замысел, потому что диавол тоже прочитал Евангелие, и он знает его назубок, он совершенно точно знает, что для человека спасительно, а что погибель. Конечно, он будет особенно нападать на те вещи, которые являются для человека несомненно спасительными. Поэтому так трудно делать добрые дела, сдвинуться с места.

Как все любят хорошее к себе отношение! Давайте просто вспомним и поймём, как нам нравится, когда нам дарят подарки, когда нас поздравляют с праздниками, днями рождения, когда кто-нибудь войдёт в наше бедственное положение и что-нибудь подарит, деньги, например. Или родители подарят машину, квартиру, или богатые друзья это сделают, или, например, родственники, которые побогаче нас с вами. Когда мы были детьми, бывало, бабушки, дедушки – у кого немножко денежек было – дадут нам деньжат. Или кто-нибудь простит нам долги. Как нам все это нравится.

Если не пришли ко мне, заболевшему, в больницу – как мы обижаемся, как начинаем топорщиться: меня все забыли, никто ко мне не ходит. Как нам нравиться, когда нам кто-нибудь одежду пришлёт из-за границы или бесплатную еду. Вот западные христиане собрали посылки на Рождество, прислали сюда, мы людям в церкви раздали, все рады. Я помню, я когда-то гуманитарную помощь раздавал с машины, там печенье было какое-то копеечное – так люди чуть не поубивали друг друга, давились, детей топтали, я ребёнка вытащил буквально из-под ног. Как ломанулась толпа за этим печеньем, ещё секунда и затоптали бы ребёнка насмерть и прошлись бы всей толпой по нему. Как все любят то, что сейчас принято называть «халявой».

Но ведь когда что-то делается, когда приходят посылки с едой бесплатной или с подержанной одеждой из-за границы – кто-то эти посылки собрал, взял на себя труд объехать дома, попросить у людей подержанную одежду, отсортировать её, сложить в ящики, нагрузить на машины, машины эти нанять, прислать сюда эти машины с вещами, может быть, им и ненужными. Но мы-то предпочитаем наше барахло просто на помойку выбросить, – что возиться? Ненужный хлам вытащил на помойку, да и забыл. Кому надо, пусть на помойке подберет. По всей стране развилась целая помоечная индустрия, появилась новая профессия. Целыми семьями на помойках роются, там же и живут. Дети на помойках растут – кто из этих детей вырастет? Мы знать не хотим, что ежедневно на нашей маленькой планете 12 тысяч детей умирает от голода, что повсюду в городах есть обездоленные люди, которых мы не видим. А если и видим, то стараемся на них не смотреть, обойти их сторонкой и не заходить в места, где они собираются. Такие же, как мы люди живут в лесу в палатках из плёнки, которую набрали на помойке, или ночуют на лавках, завернувшись в целлофан, или в подъездах. И когда мы этих людей видим, то вызываем милицию и просим ликвидировать притон, потому что нам очень страшно, и мы боимся за себя, чтобы с нами чего не случилось, как бы они нам плохо не сделали. Вот так изменилось общественное сознание.

А раньше, когда убогие – это были люди самые разные, например, беглые преступники, которые могли и убить, и ограбить в тёмном углу при случае, были нищие и всякие – когда эти люди приходили в деревню, то староста вечером распределял их по избам, и жители рады были, что настала их очередь, и они могут приютить убого. Этого убогого они принимали в дом. Он был грязный, вшивый, заразный, он был всякий. Его там мыли, парили, кормили, поили, давали ему ночлег. Если он мог работать, давали ему работу, если не мог, на какое-то время давали ему приют. Потом этот человек шёл дальше, или приживался. Было по-разному.

Теперь мы живём только для себя и боимся, как бы в нашу чистенькую квартиру не ступил ногой какой-нибудь нищий. Даже если к нам и придёт такой, то в квартиру мы его не пустим, дверь закроем на цепочку и потом через цепочку высунем ему корку хлеба и рубль, чтобы он нам не натоптал в прихожей и шубу не утащил с вешалки.

И, понимаете, когда что-нибудь такое случается: шуба пропадёт, или человека побьют и из машины выкинут те, кого он остановился подвезти, он начинает страшно возмущаться: я добро хотел сделать, а они воспользовались, негодяи, и добро моё растоптали, и теперь я не буду добро делать, потому что люди неблагодарные. Нам так нравится, когда нам делают добро, но при этом мы редко когда хотим делать его сами, а когда пытаемся его делать и натыкаемся на искушения, то утверждаемся в том, что добро делать нельзя, потому что из этого может выйти неприятность.

Живём каждый для себя, и помощь Божия нам не нужна. Зачем нам утруждать Бога, заставлять Его жертвовать Своей жизнью, и каждый день умирать за нас? Когда мы ни за кого не то что умереть не хотим, мы не хотим даже хоть самым малым с ближним поделиться.

Ведь понимаете, оттого, что вы вынете мелочь, которая завалялась и протирает карманы, и отдадите нищим, избавившись от того, что вам не нужно, мало толку – это не доброе дело, это же «на, Тебе Боже, что нам не гоже». Доброе дело в том состоит, чтобы оторвать от себя и поделиться тем, что и самому пригодилось бы. К примеру, Христос говорит: у кого есть две одежды, – одну отдай нищему. У всех шкафы забиты, ненужное барахло уже моль съела, а рука не поднимется отдать, мы же покупали это, или нам это подарили. Жалко. Вынесем потом на помойку, и помоечники подберут.

Как не стыдно, христиане! Да ведь это Богу слава, если человек подобрал кого-то на дороге, а его избили и выкинули из машины, – это же пострадать за Христа! Сделал что-то Христа ради, а тебе диавол взял и отомстил через злых людей, – это же мученичество, которым древние христиане мечтали увенчать кончину своей жизни.

Да умереть-то не страшно в этом случае. Как мы цепляемся за жизнь, для нас даже сама мысль о смерти – это совершенно невозможная мысль. Послушайте, разве это вера? Нам же сказал Господь: есть Бог и есть жизнь вечная! Это и есть настоящая жизнь! Вот кто в это верует, тот «на суд не придет, но перейдёт от смерти в жизнь». Тот, кто верует в Бога и вечную жизнь, уже в ней живёт. Проверить это очень просто. Какова вера наша? Кто готов умереть за Христа? Да никто. Все готовы только жить для себя, вот это и есть наша вера. И поэтому перехода в вечную жизнь как верующим, по вере – нам с вами точно не видать, потому что верим мы только в эту жизнь, в себя и в то, что в этой жизни нам надо устроиться поудобней и получше. И это и есть наша вера, которая следует из наших дел и нашей жизни. Поэтому мы с вами обязательно придём на Страшный Суд Божий, обязательно предстанем «пред страшное лице Христа, пришедшего во славе со ангелами Своими» и постыдимся, потому что тогда явятся все дела и помышления сердец наших, вся наша жадность, эгоизм, беспринципность, все наши злые дела явятся, и мы постыдимся и убежим от лица этих дел и Лица Божия.