Порфирий Цельс - Заметки о Священном Писании

Справедливости ради хочу напомнить, что многозначность слов характерна не только для еврейского языка, но в нём она просто вопиюща, особенно если учесть, что с него переводится Слово Божие. То, например, «посредством чего человек проницает, думает и желает, называется сердцем… Слово „сердце“ служит также для обозначения „совести“, равно как и других душевных способностей [4,3,815]». А используемое в Евангелиях греческое слово «тектон» действительно означает «плотник», но оно является переводом арамейского слова «наггар» («Древний еврейский язык имел весьма близкое родство с арамейским [4,3,785]»), которое означает либо человека, работающего с деревом, либо ученого или образованного человека [45,314]. По сути дела, в отношении Христа второе значение представляется более уместным. «Если на клетке слона прочтёшь надпись „буйвол“, не верь глазам своим [185,103]», – советует знаменитый русский мыслитель К.П.Прутков.

В подобных случаях может ошибиться даже весьма грамотный переводчик, если он мало знаком с той средой, в которой писался подлинник. Характерен в этом контексте неправильный перевод в Септуагинте стиха «Люби ближнего твоего как самого себя [Лев. 19,18]». Президент Израильской академии наук Мартин Бубер разъяснял: «В оригинале эта заповедь не относится ни к степени, ни к роду любви, словно бы человек должен любить другого так же сильно или таким же образом, как и самого себя (представление о любви к самому себе вообще не встречается в Ветхом Завете); на самом деле эта логия означает – „любить подобного тебе“ и подразумевает: поступай в этой ситуации таким образом, словно бы дело касалось тебя самого. Всё дело здесь именно в образе поведения, а не в чувстве [47,274]». Итак, смысл этой заповеди можно было бы выразить следующим образом: «Делай для ближнего то, что делал бы для себя». К слову сказать, в Ветхом Завете «заповеди, упоминающие „ближнего“ (как, впрочем, и все остальные), относятся только к соплеменникам – евреям. Высокоуважаемый раввин и врач XII века Моше бен Маймон объясняет: „Убивая сына Израилева, человек нарушает заповедь „не убий“. Если кто совершит убийство преднамеренно и в присутствии свидетелей, его нужно казнить мечом. Не требует пояснения, что убивший язычника не должен быть казнен“. Не требует пояснения [48,359]!» А уж к язычнику, особо досадившему евреям, они обращаются так: «Блажен, кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень [Пс. 136,9]!» Псалом 136 поется и на христианских богослужениях, т.е., видимо, православные не прочь таким же образом поступать с детьми своих недругов. Но, скорее всего, прихожане не вникают в смысл песнопений, умиляясь красотой мелодий и слаженностью хора.

Значительное число ошибок происходит также по элементарной неграмотности как авторов, так и переводчиков. Например, «книга Даниила упоминает только о двух царях Вавилона, Навуходоносоре и Вальтасаре, которого автор считает сыном Навуходоносора и последним вавилонским царем [Дан. 5,2] … Последний вавилонский царь Набонид вообще не принадлежал к царской фамилии, а Вальтасар был сыном Набонида, а не Навуходоносора, и не был царем [49,304]». Если пророк Даниил ошибался в таком простом вопросе, то можно ли безоглядно доверять его пророчествам? Или вот, сказано: «Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет и пришествие Сына Человеческого [Мф. 24,27]; ибо где будет труп, там соберутся орлы [Мф. 24,28]». В 27 стихе говорится о том, что пришествие Христа не останется незамеченным никем. При чём же здесь труп и орлы? Непонимание довольно простого смысла стиха 28, вызванное незнанием фольклора, побудило русских переводчиков к замене слова «стервятники» на более облагороженное слово «орлы» (в ИБ написано более правильное «грифы»), что в свою очередь привело проф. Лопухина к натянутому, заумному богословскому комментарию на этот стих [5,8,375]. На самом деле стих 28 всего лишь пословица, говорящая о том, что о трупе в пустыне можно легко узнать по стае стервятников, кружащих над ним, что приблизительно соответствует нашей пословице о шиле в мешке, т.е. стих 28 представляет собой нечто вроде тропа к стиху 27. Последний пример заодно показывает, что любому даже самому заурядному высказыванию Библии православные толкователи норовят придать глубокий богословский, но не всегда относящийся к делу, смысл – к вящей славе Божией. Это напоминает другую русскую пословицу – о расшибании лба во время молитвы. «Бывает, что усердие превозмогает и рассудок [185,112]», – подтверждает рассудительный К.П.Прутков.

Легко ли видеть Слово Божие в неизвестно когда, неизвестно кем написанном, неоднократно переведённом и многократно переписанном тексте? А этого от прихожан и не требуется, ибо Церковь знает, какое слово Божие, а какое – не Божие. «Когда в 30-х годах XIX в. профессор Петербургской духовной академии протоиерей Г.П.Павский сделал перевод с древнееврейского языка на русский почти всех книг Ветхого Завета,…, то перевод этот не был издан, Павскому было предъявлено обвинение в попытке подорвать православие и он был отстранен от должности [43,17]». Зато всё, что опубликовано с благословения Церкви – истина. «Давайте не будем говорить об этой шутке, согласно которой, набирая наугад типографские знаки, невозможно набрать „Дон Кихота“. Что мы наберём, то и станет „Дон Кихотом“ для тех, кому придется из этого текста исходить, сформироваться в нем и быть его частью [9,162]», – как бы иллюстрирует позицию Церкви знаменитый испанский философ и поэт Мигель де Унамуно.

О сознательном искажении

Ошибки практически неизбежны в работе переводчиков и переписчиков. Гораздо большим злом является сознательное искажение текстов. По свидетельству Е. Блаватской «достаточно почитать критику Эразма или даже сэра Исаака Ньютона, чтобы стало ясно, что еврейские священные писания подделывались и переделывались, были утеряны и снова написаны дюжину раз ещё до дней Ездры [31,226]». Следует также иметь в виду замечание известного историка христианства Эрнеста Ренана о древних переписчиках: «Книга на Востоке не копируется в точности. Её обновляют и приспособляют к моменту путём прибавлений того, что известно или предполагается известным из других сочинений… Не совестятся перепутывать в одном сочинении различные стили и авторов [199,368]». С изобретением книгопечатания невольных ошибок стало меньше за счет устранения переписчиков, но ничуть не уменьшилось количество подтасовок, фальшивок, пропусков, замен. «Не всякому слову верь [Сир. 19,16]», – предупреждает Иисус, сын Сирахов. Иосиф Сталин усиливает этот тезис: «Никому на слово, товарищи, верить нельзя [50,239]». А Эдуард Гиббон замахивается на святое: «Есть серьёзное основание опасаться, что первые отцы Церкви очень часто были клеветниками [51,2,17]». Известного английского историка поддерживает великий немецкий мыслитель Фридрих Ницше: «Ничто не является столь редким среди моралистов и святых, как честность [123,2,622]».