Кирилл Шатилов - Осенью осенённая

Один из многих видов сада Ниномару

Создал это чудо природы художник и аристократ Кобори Энсу, второе (из многих) подобных произведений которого мы с вами увидим в последний день путешествия, в Осаке. Особенно прославился Кобори не столько садоводством, живописью и поэзией, сколько мастерством чайной церемонии. Один из стилей даже получил его имя – Энсу-рю. Этому искусству Кобори специально учил третьего сёгуна из рода Токугава – Иэмицу, внука Иэясу.

Вообще японские сады принято разделять на четыре типа: чайные, ландшафтные (или пейзажные), сухие ландшафтные и райские. Мы, думаю, ещё не раз к этой теме вернёмся, а пока просто запомним, что райские и сухие ландшафтные предназначались для созерцания с одного ракурса, а чайные и пейзажные – для неспешных прогулок, поскольку буквально с каждым шагом дарили (и по-прежнему дарят) зачарованным путникам смену скрывающейся и открывающейся перспективы. Сад Ниномару относится как раз к разряду пейзажных. Это особенно чувствуется, если вы не просто прогуливаетесь, но ещё и снимаете окружающую вас прелесть на фото и видео.

Осмотром сада заканчивается наше знакомство с первым редутом обороны замка. Мы оказываемся перед ещё одним рвом, залитым зелёной водой с прожорливыми разноцветными карпами, на которых можно полюбоваться с мостика, прежде чем вступить в пределы центрального укрепления, называемого Хонмару (Основной двор).

Не Перу и не Египет

Вас сразу же обступают могучие каменные стены, сложенные из тёсаных глыб, очень напоминающих плотной кладкой мегалитические строения древних. Только здесь, в Японии, почему-то никому не приходит в голову сомневаться в том, что их возвели без кранов и пил обычные трудолюбивые японцы средневековья, а не божественные посланцы десятки тысяч лет тому назад, как то принято считать в случае перуанского Куско и т. п.

В Хонмару есть свой дворец, называемый, разумеется, дворец Хонмару ( Хонмару Готэн ). Говорят, оригинальный комплекс состоял из 55 зданий, а то, что мы видим, появилось тут всего лишь в 1893 году и раньше носило имя дворец Кацура. В 1928 году именно в его стенах проходил торжественный банкет в честь восшествия на престол императора Хирохито. Для публики дворец обычно закрыт.

Пройдя по лужайкам и дорожкам мимо белостенного Хонмару, вы упираетесь в крутую каменную лестницу, ведущую вверх двумя уступами. Поднявшись по ней, вы выходите на просторную квадратную площадку, откуда открывается превосходный вид на парк под вами и часть Киото. Знайте, что вы стоите на том месте, где вплоть до 1750 года находилась пятиэтажная башня, главное укрепление замка, которое в европейской традиции называется на французский манер донжон. Говорят, башня сгорела при пожаре, и её почему-то никто не стал восстанавливать.

Посреди площадки расположено несколько каменных скамеек, так что при желании можете передохнуть и понаблюдать за наслаждающимися погодой и окружающей красотой японцами.

Кстати, о японцах. Пока я делаю очередную серию фотографий, обратите внимание на то, какие они спокойные и непринуждённые. Говорят, на работе они выворачиваются наизнанку, жутко переживают обо всём, отдыхают разве что в клубах караоке и вообще довольно закомплексованные. Может быть. Я этого не заметил. Зато они по-настоящему честные. Смело заходите в метро или автобус с открытой сумкой, набитой кошельками или телефонами – никто в неё даже не подумает залезть. Забудьте на скамейке дорогущий фотоаппарат и вернитесь за ним, спохватившись, через час: он будет на месте. Я читал историю о том, как один наш соотечественник забыл в поезде обычную куртку, так его разыскали, а куртку переслали на ту станцию, рядом с которой он жил.

Поэтому нам с вами в Японии хорошо. А вот самим японцам, вернее, японским туристам, привыкшим ко всеобщей честности, где-нибудь в Европе – очень худо. Тем более гидам. Потому что их наивные (ведь мы уже научились называть честность наивностью, не правда ли?) подопечные ходят по Парижу или Лондону с по-домашнему расстегнутыми сумками, направо и налево показывают кошельки и то и дело что-нибудь забывают. А Европа – это вам не Япония, тут только глаз да глаз. В Японии население весьма мононационально. Просто так на улицах не увидишь ни негра, ни араба, ни цыган. И знаете, ведь из-за этого атмосфера совсем другая, какая-то правильная и ладная. Все сразу видят, что ты здесь гость, и тебя уважают. И ты чувствуешь себя гостем и уважаешь тех, кто относится к тебе по-хорошему, уважаешь их правила и традиции.

Всё, фотографий достаточно, пора двигаться дальше. Снова опасный сход по почти отвесным ступенькам, прогулка вдоль стены и поворот налево, на второй и последний мост через ров, выводящий нас за пределы Хонмару.

Свернув после моста ещё раз налево, я не спеша обошёл Хонмару по парку, любуясь тем, с какой заботой здесь ухаживают за деревьями, оборачивают стволы и подвязывают ветки, посмотрел снизу вверх на основание сгоревшей башни, где сам только что стоял и откуда теперь постреливали в разные стороны фотоаппаратами новые посетители, и решил вернуться к выходу как-нибудь по-другому. Я пересёк парк с юга на север и оказался в саду Сейрю-эн, разбитом здесь относительно недавно, в 1965 году.

Забота

Ничего страшного, если вы почувствуете себя тут эдаким бедным родственником, которого не пускают внутрь заполненного гостями дома. Идя по дорожкам сада, вы увидите вдали, за кустами, на лужайках целые шатры со столиками, накрытыми для интеллигентно толпящейся тут же публики в строгих костюмах или радующих глаз кимоно. Однако ведущие к ним дорожки перекрыты, а стоящие рядом мужчины в форме вежливо поинтересуются, есть ли у вас приглашение. Потому что Сейрю-эн изначально мыслился как место для приёмов официальных гостей Киото и различных корпоративных мероприятий. Если вам интересно, и ваш фотоаппарат снабжён телевиком, можете поснимать народ издали, никто не запрещает.

Наконец, сфотографировав прелестный беленький домик на ковре зелёной травы, я свернул направо, на финишную прямую. Она пролегала через подобие импровизированного рынка с одинаковыми красными палатками в два ряда, серьёзными продавцами и немногочисленными покупателями. Продавали здесь всякую непонятную всячину, в основном, вероятно, съедобную. Причём, что называется, для своих. Поскольку все надписи были сделаны исключительно японскими иероглифами.