Лев Абакумов - Путь познания. Размышления…

Или у деда были предшественники, или это была осуществлённая в ухоженном саду забота бабушки Елены Агеевны, в канун революции оставшейся в одиночестве, с восемью малолетними детьми. Во всём облике сада чувствовалась заботливая рука. Он начинался у небольшого огородика, на котором росли овощи, поступавшие к столу. От самого входа в сад в его глубину вела тропинка, проторенная среди травы, мимо зарослей воскового плюща справа и роскошного цветника слева – гордости бабушки и её дочерей, мимо двух беседок – решетчатой, приспособленной для чаепития, и более капитальной, в которую осенью ссыпался урожай антоновских яблок, мимо старой груши и сливовых деревьев. Мой путь вёл из сада, где росли скороспелые яблони, туда, где были заросли кустарников. Там росла малина, зрели крыжовник, красная и чёрная смородина, вишенник. Тропинка выводила меня к высокой, столетней ели, стоявшей в конце старого сада.

Под этой елью, сколько я себя помню, всегда была удобная скамья, где можно было отдохнуть. За елью участок делился на две части. Справа была часть, отведённая под огород, который мой дядя Михаил, на время раздобыв лошадь, сохой вспахивал под посадку картофеля. Эта часть упиралась в улицу, пересекавшую переулок под прямым углом. А слева каждую весну благоухал пышным цветом сад антоновских яблонь. Их было сорок корней- апорт, китайское яблочко, грушевка, коричное.

Мое детство в доме Абакумовых , как я это понял значительно позже, было копией детства «Багрова внука» Аксакова. В Алексине я воспитывался в семье, где был единственным бабушкиным внуком, бабушка Елена Агеевна до самого конца её жизни носилась со мной, как с писанной торбой. Она души во мне не чаяла. Это было ещё тогда, когда она могла свободно перемещаться в пределах усадьбы. Я пишу об этом потому, что через некоторое время она заболела ревматизмом, что повергло её на очень долгое неподвижное существование. Она 11 лет сидела в своей постели, у неё не было возможности встать и пройти хотя бы несколько метров. Тогда моим воспитанием занималась её дочь Елена, сестра моего отца. Таким образом, формирование моего характера и личности шло под влиянием бабушки Елены Агеевны и её дочери Елены, которая все эти годы занималась моим воспитанием. Это она заложила основные черты моего характера, под её влиянием я усвоил понятие всех основных привязанностей. Она не только учила меня, как себя вести, но старалась просветить меня в области явно не знакомых мне интересов.

Помню эпизод о том, как в моём сознании появилось представление о существовании за пределами моего бытия ярких красок, впечатляющих образов, красиво одетых людей. Это были цветные картины из жизни прошлых столетий, говорящие о рыцарях в золотых латах, дамах, одетых в красивые одежды, за благосклонность которых сражались эти рыцари. Всё это я увидел, когда тетя Лена с работы, из аптеки, где она работала фармацевтом, принесла от своей начальницы Сенопальниковой «волшебный фонарь».

У «волшебного фонаря» было отделение, где помещалась горящая керосиновая лампа, она давала фонарю свет. В фонарь вставлялись искусно нарисованные в цвете прозрачные картинки, теперь я сказал бы «слайды», но в то время даже понятия о слайдах и в помине не было. Но я точно помню, что картинки вставлялись в «волшебный фонарь», чтобы быть показанными при свете керосиновой лампы на развешенной на стене скатерти. Тогда я впервые понял, что в окружавшей меня действительности существуют понятия о красоте, красивой одежде, ярких увлекательных образах.

Алексинский Абакумовский дом располагался как раз напротив дома Щедриных. Братья Щедрины были отличными музыкантами. Время от времени их концерты, сопровождавшиеся чарующими звуками виолончелей, неслись из дома напротив. Теперь я думаю, что именно эти концерты, звучавшие в мои детские годы, сыграли главную роль в становлении моего музыкального слуха, звуки виолончелей, занимавшие в то время моё сознание и волновавшие меня в детские годы, были чем-то неповторимым. Слушая эти звуки, доносившиеся из дома Щедриных, я забывал обо всём. Мне были уже неинтересны мои игры, куда-то вдаль уходили улицы с соседскими мальчишками, желание идти в очередной поход. Я целиком был во власти доносившихся ко мне звуков.

В те далёкие детские годы я дружил со многими своими сверстниками, среди которых были и мальчик, которого все звали Пальгай, и Мишка Поздняков, с которым мы постоянно воевали, мои двоюродные сестры Галя и Ляля, две сестры Глаголевы и, наконец, Лёшка Лебедев – заводила и постоянный наш лидер; был среди них и Олег Щедрин, проводивший детские годы в Алексине. Мы с Олегом были большими друзьями, делились своими привязанностями и надеждами, которые могли увлекать нас в будущем. Так я узнал, что Олег собирается стать военным человеком, когда вырастет. Олег, следуя этим своим наклонностям, старался всячески подчеркнуть своё стремление. Наверное, для этого он носил одежду полувоенного образца, «галифе» и строгую куртку. Он был немного старше меня и заставлял прислушиваться к его мнению.

С Родионом Щедриным я знаком не был, потому что он был значительно моложе меня и в Алексине моего детства не появлялся. Был и ещё один эпизод, связанный с домом Щедриных, запомнившийся в моей ещё совсем детской памяти. Это было то время, когда моя бабушка Елена Агеевна ещё могла ходить вне дома. Она была дружна с бабушкой Щедриных. Мне хорошо запомнился эпизод, когда я в своём раннем детстве оказался в доме Щедриных. Хорошо помню, что обе бабушки были увлечены своей дружеской беседой, бабушка Щедрина увидела, что мне – ребёнку некуда себя девать и предложила отпустить меня в сад, в густой малинник, чтобы я занялся малиной.

Я отлично помню крупную и сочную малину щедринского сада, которой я лакомился в тот памятный день, а бабушки довольно долго вели свою задушевную беседу. В моём далёком детстве я был настолько наивен и доверчив, что поверил в обещание отца (наверное, связанное с тем, что я поделился с ним своим восхищением воинскими образами) подарить мне игрушечного коня, который будет стремительно носить меня во время моих игр со сверстниками.

Моё богатое уже в то время воображение, после обещания отца, рисовало мне захватывающие дух картины, как я на этом коне несусь среди соседских мальчишек и девчонок, оставляя позади всех, кто пытается меня обогнать. Воспоминание о скачущем подо мной коне, обгоняющем всех соседских мальчишек, так и осталось в моей памяти как виртуальная реальность. Отец ничего подобного подарить мне не мог, но игра воображения нарисовала в моём мозгу иллюзию скачущего придуманного отцом коня. Это воспоминание навсегда осталось в моей памяти.