схиигумен Иоанн (Алексеев) - Письма о духовной жизни

Недалеко от церкви находится сельский погост. В самом начале кладбища похоронены Алексеевы-Родионовы (более 30 человек). Среди них: Родионов Сергей Васильевич (племянник отца Иоанна), Родионов Николай Сергеевич (сын Сергея), Родионова Наталья Яковлевна (жена Сергея), Родионова Клавдия Петровна (внучатая племянница отца Иоанна, по племяннику Петру Васильевичу).

Деревня Губка. Фото 2004 г.

Прихожане и паломники из Финляндии у ворот Знаменской церкви с. Ильинского. Священнослужители в первом ряду ( слева направо ): протоиерей Сергий Коллиандер, епископ Арсений, митрополит Пантелеимон, епископ Филарет, протоиерей Серафим. Фото 11 июня 2014 г.

Божественная литургия в Знаменской церкви с. Ильинского. Епископ Арсений, митрополит Пантелеимон, епископ Бежецкий и Весьегонский Филарет (РПЦ). Фото 11 июня 2014 г.

Икона, подаренная прихожанам Знаменской церкви паломниками из Финляндии

Могилы Алексеевых-Родионовых на сельском кладбище. Фото 2004 г.

11 июня 2014 года группа верующих Финляндской Православной Церкви из 29 человек, в том числе митрополит Пантелеимон, епископ Арсений, протоиерей Сергий Коллиандер, диакон Юрьё (Георгий) Саранпяй побывали на родине отца Иоанна. [Фотографии, сделанные в этой поездке, помещены в разделе «Фотоальбом».]

В Знаменской церкви с. Ильинского епископ Бежецкий и Весьегонский Филарет, митрополит Пантелеимон и епископ Йоэнсууский Арсений совершили Божественную литургию.

Вы собрали мои письма и хотите издать их; если вы усмотрели, что письма послужат на пользу, собирайте и издавайте.

Я ведь писал письма в разное время и разным лицам, вот и получились неизбежные повторения.

Хорошо бы было мне пересмотреть их самому, но это нельзя исполнить, ибо я не могу приехать к вам по болезни ног моих. Да я и дряхлею; теперь мне стукнуло восемьдесят три года; благодарю Бога, что память пока хоть и тупеет, но не изменяет.

Письма писал я, что Господь полагал мне на сердце; в школах я не учился и писал – как умею говорить, так и писал. Человек я от природы застенчивый и недалекого ума, это я вполне сознаю, и память плохая.

У нас портной работал шубы; знал читать и меня учил. Тупо я понимал, а сестра моя скоро заучила буквы и укоряла меня: как ты не понимаешь? Вот я уже заучила, а ты все не понимаешь! Наконец и я научился читать. В то время керосина не было еще, по ночам в избе работали с лучинкой. Я наблюдал за огнем, лучинку вставлял в светец, а угольки падали в приготовленный ушат с водой. Отец мой плел лапти, а мать и сестра пряли или починяли; еще у меня было два брата. Вот что еще интересно: спичек не было, в печке делали ямку, в нее угли загребали кочергой, вот огонек там и хранился. Случалось, потухали угольки, мать, бывало, скажет: «Ванька, сходи к Андрею за углем». Вот я и принесу уголек в баночке. Подую на уголек, приложу лучинку – вот и добыли огонек!

Когда я начал читать, то приобрел несколько книжек Житий святых – тогда печатались такие маленькие книжечки.

Был у меня друг единомысленный. Вот мы с ним и толковали, как спасаться. Ходили пешком в Нилову пустынь – за 150 верст от нас; насушим сухарей мешочек, пристроим на плечи – и марш в дорогу. Ходили мы туда три раза. Слышали мы, что там, в лесах, живет пустынница Матрена, но никак не могли повидать ее. Да и глуповаты были – ведь только по тринадцать лет.

Старший мой брат жил в Петрограде. Он был деловой и неглупый, имел трактир и меня к себе взял. Немного я пожил с ним и книжки все приобретал. Как-то брат поехал в деревню, а я – в Коневский монастырь. Нашелся попутный человек, владеющий финским языком. На Коневце нам не понравилось, и мы отправились дальше, на Валаам. Я остался на Валааме, а он [попутчик] вернулся в Петроград. Мне тогда было шестнадцать лет. Моя мать приезжала ко мне. Проживши четыре года в монастыре, я был взят на военную службу. Служил я в стрелковом полку четыре года – тогда такой срок был, – пришел со службы, в доме с отцом пожил года два и второй раз прибыл на Валаам, в 1900 году. Вот и живу с тех пор в монастыре, и мысли никогда не было, чтобы вернуться в мир.

Благодарю Господа, что Он по Своей милости сподобил меня, грешного, провести всю мою жизнь в монастыре. Кто будет читать мои письма, умиленно прошу: помяните в своих святых молитвах меня, великого грешника.

В первую очередь пишу вам. Сердечно благодарю за радушное гостеприимство. Я [себя] чувствовал у вас лучше, чем у своих родных, хотя много и лишнего болтал. Припоминаю вашу квартирку: стол, диван, келейку Еленину, коридорчик, кухню, в которой угощали меня обедом, и прочее; все представляю и вижу точно наяву. Приехали мы в монастырь в субботу в семь часов утра. В Пиексамяки сидели мы десять часов. На лошадке ехали двадцать километров три с половиной часа. Мороз был десять градусов. Для меня был привезен тулуп. Ехать было тепло, только зябли пальцы на ногах и на руках, но все же не поморозились. По приезде в монастырь сразу же сходил в баню, смыл городскую пыль. Мне очень не хотелось ехать в четверг, но по настоянию Анны Яковлевны не мог остаться один, без наместника. Гостил я в городе хорошо, очень хорошо. Но отъезд был печальный. Кроме того, что в дороге был две ночи, еще прибавилась неприятность: отец Геннадий приехал встречать нас на вокзал в пятницу в двенадцать часов дня, но по случаю опоздания поезда пришлось ему, бедняге, ждать до субботы, до трех часов утра. За такой долгий промежуток времени лошадь ушла. Была привязана в конюшне, но повод оборвала – дверь была открыта – и исчезла лошадка неизвестно куда. Сама ли ушла или воры похитили – осталось в тайне. Теперь идут розыски. Лошадь самая хорошая, да еще чужая. Дали в монастырь на время. И приехали мы в монастырь на лесничьей лошадке. Теперь много толков в братии нашей. Один инок сказал мне: «Ты разъезжаешь, и лошадь потеряли». Раньше сказал мне другой инок: «Есть ли в монастыре хоть один монах, который сердился бы на тебя?» А оказалось, есть. Люди как люди: сегодня хвалят, а завтра свалят. Однако я не тревожусь, ибо глубоко верю, что не без Божией же воли это случилось. Отец игумен тоже сказал: «Потеряли лошадь». Я ответил: «Не то теряли, а лошадь нечего жалеть». По Божией милости я здоров. Сердце в полном порядке. Совершенно спокоен. «Слава Богу за все!» – сказал святой Иоанн Златоуст.