Джавад Нурбахш - Собаки с точки зрения суфиев

Javad Nurbakhsh

Dogs from the sufi point of view

© Джавад Нурбахш, 1989

© ООО ИД «Ганга», 2018

Перед тем как начать обсуждение отношения суфиев к собакам, позвольте мне предварить этот текст цитатой из Али ибн Аби Талиба, одного из наиболее влиятельных суфийских наставников:

Счастлив тот, кто ведет жизнь собаки!

Ибо у собаки есть десять качеств, которыми надлежит обладать каждому верующему.

Первое: положение собаки низко среди других существ.

Второе: собака является нищей, не имея никаких материальных благ.

Третье: вся земля – место ее отдохновения.

Четвертое: большую часть времени собака проводит голодной.

Пятое: собака не покинет своего хозяина даже после того, как получит сотню ударов плетью.

Шестое: она оберегает своего хозяина и его друга, врага отгоняет, а друга пропускает.

Седьмое: ночью она никогда не спит, а охраняет своего хозяина.

Восьмое: она исполняет большую часть своих обязанностей молча.

Девятое: она довольствуется тем, что дает ей хозяин.

И десятое: когда она умирает, не оставляет наследства.

В другом месте Али сказал: «Среди собак благое обнаруживается только в охотничьих и пастушьих собаках».

Из второй цитаты следует два вывода.

В исламе и суфизме знание и обучение столь важны, что даже обученная собака рассматривается как ценный пример, достойный подражания – в противоположность необученной и тем самым не представляющей ценности собаке.

Суфийский мастер, наставляя людей, использует аналогию с собакой, чтобы пояснить свою мысль о том, что в ответ на поддержку, исходящую от общества, люди должны служить данному обществу и способствовать его процветанию. Бездельник похож на бесполезного бездомного пса, в то время как деятельный человек, подобно псу, который приносит пользу, ценен для общества и заслуживает уважения.

На Среднем Востоке собака традиционно рассматривалась как дурное и ритуально нечистое существо, самая жалкая из тварей, изгоняемая прочь большинством людей. Собак не только не кормили, но зачастую били или забрасывали камнями.

Только охотничьи и пастушьи собаки вызывали приязнь у некоторых людей – да и то лишь как рабы или вьючные животные. Обученные собаки были редкостью – в сравнении с многочисленными стаями бродячих сородичей.

Неудивительно, что на жестокое обращение со стороны общества собаки отвечали агрессией. Большая часть бездомных собак ютилась в заброшенных кварталах на окраинах городов. Избегая людей, лишь ночью покидали они свои укрытия в поисках более чем скудного пропитания – объедков и костей, выброшенных городскими обитателями.

В восточной литературе собака является символом непотребства и свирепости, дикости и злобы, а в повседневной речи слово «собака» используется как худшее из ругательств.

Первыми, кто воспротивился несправедливости общества по отношению к собакам, были суфии, стремившиеся показать людям, что собака обладает добродетелями – качествами, которых лишены многие из людей, считающих себя благороднейшими творениями Господа.

Собаки – неимущие, неприкаянные, и суфии относились к этим собачьим качествам с особым уважением, уподобляя себя псам с улочки Возлюбленной, – и даже ставя себя ниже.

Чтобы привлечь внимание людей к положительным качествам собак, суфии иногда ссылаются на собаку из переулка Лейли, которую привечал и ласкал Маджнун. С их точки зрения весь мир – это улочка Господа, а собака является Божьим созданием, как и любая другая тварь, и поэтому даже собаке найдется место на Божьей улочке. Истинно любящий Господа не может не любить и собаку из Его переулка.

Иногда суфии называют собакой собственный нафс [1] Там, где это особо не оговорено, термин нафс, используемый в этой книге, отсылает к эго, желаниям самости и желаниям эго. , говоря:

«Если ты – человек, избавься от низменного нафса , подобного псу. Будь его недругом! Всякий может оскорбить обычную собаку, но усмирение собаки внутри себя ( нафса ) – вот задача для настоящего человека».

В этой работе мы стремились передать взгляд на собак, который представлен в суфийских текстах.

Ниже приводятся эпизоды из классической суфийской литературы, иллюстрирующие тему этой книги.

Рассказывают, что Баязид, прогуливаясь со своими спутниками, однажды встретился на узкой улочке с собакой, которая бежала навстречу.

Баязид отошел назад в такое место, где пёс мог разминуться с ним, и затем кивнул ему, пропуская.

Один из учеников мысленно осудил его: «Господь возвысил человека из всех тварей. Отчего же тогда Баязид, повелитель всех знающих, будучи столь достойным и имея столько искренних учеников, отдаёт предпочтение собаке?»

В ответ Баязид произнёс: «Дорогие мои, пес обратился ко мне на языке состояний, говоря: «Баязид, что же я совершил дурного в предсуществовании, а ты – хорошего, что мне суждена шкура пса, а тебе – одежды повелителя познавших?»

Этот вопрос глубоко проник в мое сознание, и потому я уступил ему дорогу». (ТА 122)

Передают, что однажды Баязид во время прогулки встретил собаку. Мастер приподнял полу своей одежды, чтобы не задеть ею пса.

Пес воскликнул: «Если я сухой и коснусь твоей одежды, у тебя не возникнет затруднений, если коснусь мокрый – ритуальное очищение [2] Согласно исламскому обычаю, если мокрая собака касается одежды, одежду необходимо омыть семь раз в воде или пыли. очистит тебя. Если же ты обернешь свою одежду вокруг своего «я» ( нафса ) – даже омовение в семи морях не вернет тебе чистоту».

Баязид ответил собаке: «Ты нечист внешне, а я – внутренне. Давай же объединимся – с тем, чтобы очистить друг друга».

На это пес сказал: «Не спутники мы с тобой, ведь меня люди изгоняют, а тебя принимают. В меня бросают камни, а тебя величают Властителем познавших. Я не оставляю на завтра больше кости, у тебя же целый мешок пшеницы».

Баязид ответил: «Уж если я неподобающий спутник для собаки, могу ли сопутствовать Вечному? Слава Господу, Который наставляет наиболее прекрасное из творений с помощью наиболее низменного». (ТА 172; МН 314)

Говорят, что Ной, встретив однажды собаку, воскликнул: «Как омерзительна она! Как неприятно ее обличье!»

Бог тотчас укорил его: «О Ной, ты недоволен Нашим творением? Лучше ли ты его?»

Ной заплакал в ответ на этот упрек.

Он плакал так долго и так жалобно, что и был прозван «Оплакиванием» (по-арабски наух , то есть «Ной»). (КАМ IV 381)