Архиепископ Василий (Кривошеин) - Поместный собор Русской Православной церкви. Избрание Патриарха Пимена

По благословению

Архиепископа Брюссельского и Бельгийского

СИМОНА

© Кривошеины, наследники, 2004 г.

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2004 г.

Воспоминания архиепископа Василия (Кривошеина) посвящены чрезвычайно важным церковно-историческим событиям: Поместному Собору Русской Православной Церкви 1971 года и выборам Патриарха. Это не просто свидетельство участника Собора, который видел и понимал всю сложность положения Церкви в России в начале 70-х годов XX века. Времена открытых гонений прошли, а давление и страх остались, и дышать по-прежнему было трудно.

Владыка Василий оставался и всегда ощущал себя сыном Русской Церкви, поэтому все беды Церкви он воспринимал как своибеды, а свое «зарубежное» положение использовал только для того, чтобы сказать вслух правду,которую другие не могли выразить открыто. Да, его мучила неправда, но он сумел за этой внешней неправдой увидеть глубинную Божиюправду, над которой не властны никакие уполномоченные, никакие методы слежки и приемы увещевания. В условиях открытого голосования, полной подконтрольности, прямого давления члены Собора выбирают, действительно, самого достойного кандидата в Патриархи – митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена. Это и было чудо. Чудо действия Промысла Божия, торжество Правды и Милости Божией.

Владыка Василий встретил на Соборе архиереев, переживших лагеря и ссылки, и только вернувшись в Брюссель, он узнал, что был еще один архиерей, прошедший лагеря. – Это митрополит Пимен, ставший Патриархом всея Руси.

Жизнь Церкви не укладывается в рамки хроники и протоколов. Церковь всегда жила иной, сокровенной глубиной. Это была глубина веры, тишины, сострадания, любви.

В конце 80-х годов появился один из первых православных фильмов – «Надеющиеся на Тя да не погибнем». Среди прочих эпизодов, встреч, бесед – рассказ старенького батюшки о том, как он однажды в каких-то далеких, безлюдных краях набрел на крохотный домик, двери которого были открыты. Вошел. Самые простые вещи, топится печь, у стены – кровать, покрытая одеялом. А под одеялом – маленький жеребенок. Изумлению гостя не было предела. Он остался в домике, решив дождаться необыкновенного хозяина. Спустя какое-то время вошел высокий молодой человек. Гость стал допытываться: почему под одеялом жеребенок? «Так у него мамушку убили», – ответил хозяин. «Признавайся, ты не обычный человек, ты монах!» – воскликнул гость. «Да, монах», – прозвучало в ответ.

Это был ссыльный монах, его фамилия – Извеков.

От редакции

Архиепископ Василий (Кривошеин) родился в 1900 году в Санкт-Петербурге и скончался в родном городе в 1985 году.

Судьба его (одного из сыновей министра земледелия, проводившего в жизнь столыпинские реформы) – поистине интересна. В ней было много ярких, запоминающихся событий. Но главное – его жизненный путь освещала вера, которую он в своем научном труде «Преподобный Симеон Новый Богослов» назвал жемчужиной несравненной ценности.Этот значительный и фундаментальный труд переведен и издан во всех странах мира.

Владыка Василий оставил завещание. В нем говорится: «Мое сугубое моление и архиерейское завещание: нашей архиепископии и приходам всегда неотступно придерживаться строгого Православия и не принимать никакого случайного догматического компромисса, могущего повредить полноте нашей православной веры». И дальше: «Я прошу духовенство и паству архиепископии после моей смерти всегда оставаться верными нашей Матери Русской Православной Церкви (Московский Патриархат) и не переходить ни в какую другую церковную юрисдикцию, самовольно и без благословения Московской Патриархии, но только с ее согласия и благословения, в случае возникновения Автономной или Автокефальной Православной Церкви в Западной Европе или Бельгии».

Современному верующему человеку мемуары духовных лиц дают богатую пищу для души. Предлагаемые читателю воспоминания раскрывают неизвестные страницы нашей недавней истории, свидетелем и участником которых был архиепископ Василий (Кривошеин).

Первым послушанием на Святой Афонской Горе для будущего архиепископа Василия была работа по починке облачений в мастерской отца Матфея, а следующим – за два года выучить греческий язык в совершенстве. Он выучил современный греческий и древнегреческий и владел ими не хуже, чем родными русским, французским, английским и немецким. Свободно читал на греческом даже древние рукописи. Вскоре его назначили монастырским секретарем грамматики, в обязанности которого входила переписка с Афонским Кинотом (парламентом), Вселенской Патриархией, греческими правительственными учреждениями и т. д. Затем молодой монах Василий (постриг он принял на Афоне) стал членом монастырского совета, и его почти ежегодно посылали вторым «чрезвычайным» представителем русского Пантелеймонова монастыря на общеафонские собрания двадцати монастырей, где обсуждались и решались наиболее важные святогорские вопросы общего характера. С 1942 года он был постоянным представителем монастыря в Киноте. А в 1944–1945 годах был одновременно и членом Эпистасии (Афонского административного округа).

Надо сказать, что то были десятилетия, далеко не лучшие для Святой Горы. Когда в 1925 году Всеволод (в миру) Кривошеин попал на Афон, братии в русском монастыре насчитывалось 550 человек, а в 1947 году – осталось всего 180. Одна из серьезнейших причин такого сокращения – это ограничительные меры греческих властей против приезда иностранцев на Афон, распространившиеся и на русских эмигрантов. Монах Василий, как монастырский секретарь и представитель в Киноте, многие годы боролся против таких ограничений. Понятно, что это вызывало недовольство у лиц, враждебных русскому монашеству на Афоне, и в сентябре 1947 года отец Василий вынужден был оставить Святую Гору, где он провел более двадцати лет. Потом он смог ступить на эту благословенную землю спустя 30 лет, будучи архипастырем Русской Православной Церкви. Затем были Оксфорд и огромная научная работа в библиотеке Оксфордского университета. Потом архиепископ Василий переехал в Бельгию, где, к слову сказать, владыке за короткое время удалось присоединить к Московскому Патриархату еще четыре прихода – католических и протестантских, захотевших перейти в Православие. Когда он приехал в Брюссель, был один православный приход под омофором Русской Православной Церкви, а вскоре их стало пять!