Галина Сафонова-Пирус - Рассказы

Александр замолчал, вглядываясь в замелькавшие окраинные домики – уже въезжали в Карачев – и мне подумалось: жаль, что не досказал о той поездке… но ладно, сейчас ему не до этого, так что расспрошу, когда назад будем ехать. И, ободряюще улыбнулась:

– Наверное, волнуешься и не узнаёшь город? Ведь столько лет…

– Да, конечно. Пока всё, всё другое. Но, может, там, в наших кварталах что-то осталось прежним? Едем туда.

– Осталось, – загрустила я. – Но мало, ох как мало! И даже мой родной дом уже не мой.

– Как так? – взглянул живо.

– А вот так… Попал в чужие руки, так что очень грустно будет встретиться с ним.

Когда выходили из машины в наших кварталах», то мне всё думалось: ну что он ищет и что найдёт здесь, среди постаревших свидетелей прошлого? Ведь вместо той, покрытой травой-муровой полянки возле моего дома, на которой устраивали спектакли, теперь была наезженная дорога к новым застройкам, а меж когда-то родных окон висела табличка: «Продаётся», да и на месте его хаты возвышался красивый особнячок, огороженный темно-вишнёвым забором. Но Александр больше помалкивал и по его лицу, глазам было трудно понять: что же происходило в его душе? И тогда, чтобы приоткрылся, я «плеснула» своим настроением:

– Нет, и всё же встречаться с прошлым грустно.

Но он лишь пригласил в машину:

– А давай-ка доедем до парка. Помнишь, как висели на его ограде, когда бегали смотреть концерты заезжих артистов? Там, наверное, мало что изменилось… ну, может, только деревья подросли.

Когда ехали назад, Александр снова помалкивал. Да, ожидание даёт большее, нежели сбывшееся, убеждалась в этом не раз, а как – он?.. и что дала ему эта встреча? Спросить или подождать?.. Но он вдруг заговорил:

– Знаешь, после той притчи, которую прислал тебе, я как-то пристрастился к ним. – Коротко взглянув, усмехнулся. – Наверное, подумала: в детство впадает, да?

– Да нет… что ты! Притчи – для любого возраста, недаром Христос часто говорил притчами…

– Ну, тогда… – И он, вздохнув, заговорил медленно, словно читая: – Однажды некто гулял по морскому берегу и увидел старца, который поднимал с песка морские звезды, выброшенные штормом и бросал в море. Ну, и говорит ему: «Не напрасна ли Ваша работа? Ведь под ногами тысячи морских звёзд и что изменится, если спасёте немногих?» Тогда старец поднял еще одну: «Но я изменю многое хотя бы для этой звезды!» – и бросил её в море. – Саша замолчал, и я почувствовала, что сейчас скажет то, о чём и хотелось узнать. – Так к чему я это… Тогда, при поездке в детдом, когда увидел детишек… они как раз гуляли во дворе и окружили нас… я словно очнулся. Да-да, именно так! Ведь они смотрели на нас такими глазами! А потом, когда тёзка раздал им подарки и мы уходили, то всё бежали за нами и кричали: «Дяди, дяди, приезжайте еще!» – Александр хлопнул рукой по рулю. – И как после этого было не приехать еще раз, потом еще, еще… С тех пор и попал к ним в плен. Да и каждый раз вместе с Сашкой заново попадаем, когда приезжаем в другие детдома, привозим подарки, что-то ремонтируем, исправляем. – Опустил боковое стекло, вытянул руку, как бы пытаясь поймать струю ветра. – Знаешь, простое сочувствие, которое во мне было раньше – неважная милостыня, его надо материализовать, вот и я… Да нет, не так уж много зарабатываю, но сколько могу, отдаю и после каждой поездки в детские дома словно омываюсь… словно оживает моя та, детская душа, которая умела втискиваться… нет, вживаться в людей. – Положил руку на руль и почти прошептал: – «Он упал возле ног вороного коня и закрыл свои карие очи…»

– Да-да, помню, как ты однажды не дочитал эти строки и слёзы у тебя…

Но Александр не услышал меня:

– Вот и получилось, что я у прошлого… – Несколько раз разжал-сжал пальцы, лежащие на руле. – У прошлого сам себя выкупил. Да-да, именно выкупил, – вдруг светло улыбнулся найденному слову. – И оно с благодарностью отозвалось во мне. – Помолчал и сказал совсем тихо: – И вместе с семьёй в этом моя истинная радость.

Она идёт рядом и смотрит под ноги, хотя уже несколько раз я пыталась отвлечь её взгляд на сосны, освещенные низким солнцем, на игру светотеней меж листьев начинающего желтеть клёна, на серебристую канву розоватых облаков… Нет, только – короткий взгляд, кивок и опять… И «опять» о том, с чем пришла ко мне: дети хотят её осчастливить, – сменить мебель, а она… «Ну не хочу! Не хочу менять!» – слышу от неё не раз с новыми интонациями, и уже не пробую дать совет, когда жалуется: «Ну как же не поймут, как не оценят того, о чем я…»

Дина живёт одна уже почти два года и когда спрашиваю: «Не скучно тебе?», отвечает: «Да нет, ведь у нас с Юрой друзей почти не было, а теперь… Так что привыкаю – и без него. А, впрочем…» И, как оказалось, с этим самым «впрочем» сегодня и пришла ко мне.

– Ты знаешь, каким-то удивительным образом для меня стали оживать вещи, предметы и даже те, которые раньше вроде бы и не замечала… (Кивнула на скамейку, жестом пригласила сесть) А теперь они словно приглашают меня в собеседники, чтобы вспомнить моменты их появления и даже слова, которые при этом были сказаны. (Взглянула, чуть заметно улыбнулась.) Не веришь? И удивляешься… Знаю, знаю, не отказывайся. И даже знаю, что скажешь: не чуди, мол, выбрось из головы, да?.. Ну вот, почти угадала. А я не могу оттолкнуть их… оживших, не могу выбросить из головы то, о чём – с ними… А потому, что вести диалоги… ну, с вещами, картинами, книгами, фигурками, папками и даже с запонками для меня становится необходимостью, которая как раз и спасает от одиночества… (Снова взглянула, но с искоркой упрямства.) Да-да, и даже в эти мгновения создаётся вокруг меня мир, населенный не только словами, но и запахами тех мгновений, когда… (Замолчала. Нырнула в одно из мгновений?) Вот вчера… сижу на диване и вдруг… (Смотрит на крону молодой липки, молчит.) И вдруг он, этот привычный диван, словно заговорил… подсказал, как мы его покупали и как Юра… Ты же знаешь, он был впечатлительный, вот и… Помню, подошли к мебельному магазину, возле него несколько человек стоит, а пред ними, прямо на тротуаре, лежит кто-то… газетами прикрытый, только кроссовки синие видны. Ну, я тоже остановилась, смотрю… потом глянула на мужа, а он бле-едный, вот-вот в обморок упадёт. Взяла его под руку, повела в магазин и… Да что-ты, конечно не купили, не до дивана стало. И даже когда домой троллейбусом ехали, то не сел, а стоял на задней площадке и, вцепившись в поручень, всё глядел и глядел в окно… Да понимаю я… умом понимаю, что не диван всё это мне подсказал, а моя память, но всё чаще кажется, что… Нет, не перейдёт это в болезнь, не бойся, я же врач и слежу за собой… И бороться с этим не буду, пока не пойму: а нужно ли? Ведь такие диалоги с вещами ничего плохого не делают, а только возвращают то, что могло бы навсегда уйти… (Помолчала, вроде бы и не услышав меня, но…) Еще тебе – что-то? Ну, хорошо, слушай. И об этом рассказал мне портрет Юры, случайно обнаруженный мной на одной из страниц старой газеты вместе с отрывком из его повести… и, кстати, газеты эти дети тоже хотели выбросить. (Вздохнула, резко выдохнула, махнула рукой.) А-а, ладно… я же о портрете тебе хотела… Так вот, был у Юры друг… Нет, не детства, но уж очень одинаково относились к тому, что видели, слышали, читали, да и к тому, что до определенного времени в стране происходило, а когда началась Перестройка… Ну да, девяностые, демократы, совсем другие газеты, телевидение, вот тогда и начали спорить. И спорили так, что мне всё труднее и трудней становилось их успокаивать, мирить, а потом… Нет, не подрались, а разошлись по разным газетам… Ага, мой перешел во вновь созданную, а Сашка остался верен прежней, партийной, за что редактор его и повышал. Короче, стал он там делать карьеру, ему даже отдельный кабинет выделили… Конечно, было за что, ведь он настолько не принимал перемен, что стал отожествлять их с моим Юркой и даже… (Достала из сумочки пачку сигарет, встряхнула, но зажала в кулаке.) А вот что сделал. Повесил в кабинете портрет Юры, вырезанный из той же газеты, и стал в перерывах метать в него дротики… Не веришь? Но так было! А когда Юра узнал об этом и, позвонив, спросил: это, мол, правда, что ты в мой портрет… то Сашка ответил: «Ну, знаете, что касается Вас, то я пренебрегаю всеми моральными нормами». Представляешь?.. А что – я? Надо было пойти и закатить ему скандал?.. То-то ж. Он всё равно потом метал бы свои дротики, поэтому попыталась просто успокоить Юру: да забудь об этом, время дуэлей прошло, так что… (Встала, шагнула вправо, влево, остановилась напротив, жестом пригласила идти.)