Любовь Княгницкая - Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу

Бабушке Устине было уже девяносто девять лет, а она сама ходила в церковь и выстаивала там целую службу. Смерть ее была легкой: утром, когда все проснулись и уже садились завтракать и звали ее, бабушка помолилась, а когда пошла к столу, переступила порог и упала. Дух из нее вышел, не дожила до ста лет восемь месяцев.

Когда я была маленькой, я считала своих родителей пожилыми, думала, что, когда доживу до их лет, меня и интересовать уже мало что будет, однако, я ошибалась. Сейчас, несмотря на свой возраст, я «разменяла» седьмой десяток, мне все интересно, я ощущаю себя молодой и, кажется, даже в детстве я такой свободной не была, как сейчас, ибо с Богом нет старости, Он мне словно дает каждый день новое сердце и новый дух, и делает меня вечно молодой и я никогда не умру, но буду жива, и я Ему верю. Аминь!!!

Мне хочется сказать всем молодым, пусть они знают, что их родители в душе такие же дети, как и они сами, что только тело может стариться, а душа вечно молода. Относитесь же и к ним, и ко всем пожилым бережно. Они ждут от вас ласки и заботы.

Я родилась в селе Захаровка, в нашем доме 8 апреля 1953 года в восемь часов утра. Роды принимал местный фельдшер, до больницы было 12 километров, а «скорые» тогда не ходили, телефонов не было, а на телеге маму не довезли бы. В Захаровке же родились и мои сестры: старшие – Валя и Нина, а младшие – Оля, Шура и Лиза – в больнице. Мама рассказывала, что, когда я появилась на свет, была такая сильная метель, что вся земля обильно покрылась снегом. Это, видно, Господь маму благословил, подал ей знак, что она не будет ни в чем нуждаться.

Еще мама рассказывала, как они с папой долго подбирали мне имя. Сначала они назвали меня Верой; не подошло, никак не могли привыкнуть к нему. Через неделю попробовали назвать меня Надеждой, но и это имя «не пошло». Оставалось – Любовь – понравилось, так меня и зарегистрировали в ЗАГСе.

Из всех сестер у одной меня волосы были кудрявые цвета спелой пшеницы, а глаза папины – голубые. Мама вспоминала, что, когда мы были маленькими: « Я вас как одену в нарядные одежды и вместе посажу, так вы, как куколки – Валя и Нина темноволосые, а ты посреди них, как одуванчик беленький!».

Я благодарна Господу за то, что детство мое прошло в таком замечательном месте. Господь был нашим Пастырем, и мы ни в чем не нуждались. Он «покоил нас на злачных пажитях и водил нас к водам тихим».

До революции в Захаровке жил богатый помещик Захаров. Поместье у него было большое, с красивыми зданиями и садами. После революции, Гражданской и Отечественной войн, от этих построек уцелели лишь несколько небольших домиков. От остальных зданий остались развалины, где мы в детстве играли в прятки.

Когда мы были маленькими, Господь обильно поливал землю в Захаровке и вокруг нее дождем и всегда в нужное время. Земля – чернозем – была плодородна. Колхоз собирал хорошие урожаи пшеницы, овса, ячменя, подсолнуха, кукурузы, проса и люцерны. Было в изобилии корма для скота; пастбища еще не были распаханы. Трава была густой и высокой, мы прятались в ней, приседая на корточки, и нас не было видно. Трава перекати-поле была похожа на большие, зеленые шары, а когда созревала, делалась очень колючей. Собирая, мы топтали ее ногами. Колючая, без рукавиц не возьмешь. Но так как рукавиц у нас не было, брали голыми руками. Колючки-занозы при этом проникали под кожу и, если их вовремя не вынимали, болезненно гноились, нарывали и выходили, когда нарыв лопался. Перекати-полем топили печь вместо дров, так как дров у нас не было, места степные. Травы на лугах хватало всем: колхозники держали скотину и траву заготовляли на зиму для своих коров и колхозных. В каждом дворе стояли огромные скирды сена и соломы. Стог соломы давали всем колхозникам на трудодни, когда убирали урожай пшеницы и ячменя. В колхозах тоже стояли большие скирды сена и соломы для колхозных коров и телят.

В колхозных садах росли груши, яблони, вишни, черешни, персики, виноград, арбузы, дыни. Все это в том благодатном климате обильно плодоносило. Хорошо было после уборки урожая, председатель колхоза разрешал всем идти в поля и собирать то, что осталось неубранным. Это было большим подспорьем для нас; в доме всегда были фрукты и овощи.

Проснешься утром, а ведра с виноградом уже стоят, мама принесла с поля, пока мы спали. Отборные кисти с крупными блестящими виноградинами! И когда только мама спала?! Мы ложились – мамы не было; просыпались – мамы опять не было, а ведь мы тоже рано вставали – в пять утра, сами доили корову, а потом выгоняли ее на пастбище и сами пасли.

Частенько приходилось нам пасти и чужих коров. Многие не могли пасти свою скотину – нужно было работать в колхозе, они договаривались с нашим папой, и мы пасли их коров. Платили за это копейки, а труд был тяжелый. Кто сам не пас, может думать, что это легко. Летом мы ходили босиком, обувь мы берегли и обувались только, идя в школу или, когда ездили в гости, так как родителям платили, в основном, за трудодни продуктами, а денег давали очень мало. Когда мы пасли коров, то бегали босиком по полям и лугам. Нас там поджидал и репьях с большими колючками, и стерня на скошенных полях (сухие обрезки стеблей, торчавшие на несколько сантиметров из земли) нас тоже не жаловала… Ступни, ног были израненные и поцарапанные, но мы не жаловались. Если падала и было больно, поплачешь, встанешь и опять бежишь за коровами, чтобы на чужое поле не зашли, а то от папы попадет. Когда вокруг степь, солнце печет и некуда спрятаться, и вода уже выпита, я была рада лужам, встречавшимся на полях после дождя. Вместе с коровами пьешь эту воду и благодаришь Бога за нее. Живот мой от того ни разу не болел, потому что эту воду посылал мне Господь. Я просила Его дать хоть глоток, а Он давал больше. Он благословлял воду, и она была чиста и целебна, и Он утолял ею мою жажду, как евреям в пустыне. И смерч меня заставал в степи, он кружил возле меня, захватывая на своем пути все: дерево, железо с крыши, а потом все это падало с такой силой, что ломало заборы и стекла выбивало в домах. Молнии были, как стрелы, и шаровые. Я, глупая, однажды за шаровой молнией бегала, хотела ее словить, но она ловко от меня отскакивала, словно дразнила: то приблизится, то опять удалится.

Однажды среди дня вдруг стало темно, как ночью. Тучи черные и такие низкие, как будто хотят тебя вдавить в землю, вдруг сверкнула молния и ударила в дерево, полетели искры, но дерево устояло. А потом гром, такой силы, как будто скала раскололась и падает на тебя. Я не успела прийти в себя от страха, как хлынул дождь, словно из ведра, такой, что даже коров не стало видно. Я замерзла, ветер был холодный и пронизывающий, мои коровы собрались вместе и прикрывали телят от ветра, я возле них стала и давай креститься, как мама, и просить Господа спасти нас. Я теперь понимаю, что я была не одна в этой степи, а с Богом. Он меня оберегал и благословлял.