Стивен Левин - Встречи на краю. Диалоги с людьми, переживающими утрату, умирающими, исцеляющимися и исцелившимися

– Позвольте своей боли присутствовать и откройтесь ей. Откройтесь настолько, чтобы вы могли ощущать одновременно её боль и свою боль. Знаете, если представить, что боль звучит, в воздухе постоянно стоял бы гул. Ту боль, которую вы сейчас переживаете вместе с дочерью, в этот самый миг переживают сотни тысяч других существ. Позвольте боли пребывать в пространстве любви, а не страха. Пусть смерть вашей дочери сопровождает ваша забота о ней, ваша готовность выйти за пределы страха. Готовность открыться её смерти и теперь вместе пережить новое рождение.

Д.: Сейчас мне трудно говорить, я чувствую страшную боль в груди, но слышу в своём сердце, как дочь говорит мне: «Спасибо».

До того, как дочь Дороти умерла, у них было много «полуночных бесед» о смерти её отца и брата. Дороти сказала, что поначалу ей было «ужасно неприятно обсуждать это всё», но, казалось, благодаря таким разговорам её дочь чувствовала себя расслабленнее.

Мы подолгу говорили о раке и о Боге. И я сказала, что так её люблю, что, даже потеряв её, не стану любить её меньше. Пожалуй, никогда и никому я не выражала своих чувств так непосредственно. Я чувствовала себя ужасно. И восхитительно.

В последующие годы после смерти своей дочери Дороти

…много работала с этим горем, или, лучше сказать, это горе работало со мной. Мой младший сын постоянно говорит: «Я люблю тебя, мама». Кажется, мы никогда так открыто не выражали своих чувств. Я реже испытываю страх, но переживаю боль чаще, чем когда‑либо.

С тех пор, как умерла её дочь, она усыновила двух маленьких детей с тяжёлой инвалидностью и была рядом с ними «до самой смерти». В последней нашей беседе Дороти сказала:

Вы правы, страх, а не смерть, вот кто наш враг. Знаете, никогда в своей жизни я не чувствовала себя так ужасно и так чудесно.

Дорис, женщина тридцати восьми лет, нотариус из Питтсбурга, позвонила мне однажды утром с просьбой «взять на терапию» её мать.

– Я звоню вам, поскольку хочу, чтобы вы поговорили с моей матерью. Она тяжело болеет раком, находится почти при смерти, и я хочу, чтобы она продолжала лечение. Она говорит, что с неё хватит, ей плохо от процедур, и она отказывается ложиться в больницу или продолжать терапию, которая, по словам врачей, могла бы ей помочь.

Дорис, мать двоих детей, была разгневана и опечалена своим несчастьем: дело в том, что её мать, которой было тогда шестьдесят пять лет, «три года назад заболела раком и теперь почти перестала заботиться о себе». Барбара, мать Дорис, прошла полный курс лечения от рака в рамках протокола, применимого в её случае. Ей сделали операцию, за которой последовала химиотерапия и серьёзная доза облучения, а теперь врачи снова говорили, что ей «могла бы помочь» химиотерапия. Но лечение только усугубляло её состояние, и Барбара хотела просто быть у себя дома, в своей постели, «чтобы встретить смерть в относительном спокойствии, не чувствуя этой отвратительной тошноты».

В ходе беседы с Дорис я сказал, что не в наших обычаях или правилах говорить с человеком, который не хочет нас слышать. И если мать Дорис чего‑то хочет, нам кажется, что уместнее будет общаться с нею, проявляя уважение к её собственным желаниям в эти последние дни или месяцы её жизни.

Дорис: Но если вы не поговорите с ней, она не будет делать ничего, чтобы выжить. Она ужасно упряма. Она никогда не сделает того, о чём я её прошу. Если она не хочет делать этого ради себя, то пусть сделает хотя бы ради меня.

Стивен: Знаете, Дорис, чем больше вы настаиваете на том, чтобы она что‑то сделала, тем сильнее ваше сердце закрывается от неё. Пока вы хотите чего‑то от своей матери, она будет лишь очередным объектом вашего ума, от которого вы стремитесь добиться удовлетворения, а не живым человеческим существом, находящимся в очень тяжёлой жизненной ситуации. Для неё настало время, когда жизнь подходит к концу. А для вас – время попрощаться с нею. Почему вы не доверяете её интуитивным ощущениям, которые подсказывают, что лучше сделать?.

Д.: Я не хочу, чтобы она умерла.

С.: Но она умирает. Разве можно как‑то остановить этот процесс? Как ваши расхождения с ней сейчас могут изменить ситуацию к лучшему для вас обеих?

Д.: Но я думаю, что даже в такие моменты можно продолжать эмоционально развиваться, по этой причине я побуждаю её не сдаваться. Поскольку я нуждаюсь в ней, люблю её и не хочу потерять её.

С.: Но чем сильнее вы стремитесь к тому, чтобы она делала то, что вы считаете правильным, тем сильнее вы отталкиваете её. В каком‑то смысле вы потеряли мать ещё до того, как она умерла. Представьте, как вы чувствовали бы себя на месте человека, который вот-вот готов нырнуть в воду с трамплина, но как только его пальцы отталкиваются от края доски, отовсюду начинают раздаваться крики: «Не ныряй! Не ныряй!» Но что он может сделать? Невозможно вернуться на трамплин, и гравитация тянет его в водоём. Такой прыжок получится очень неуклюжим и искусственным. Когда человек умирает, а окружающие его люди не хотят, чтобы он умирал, он умирает в изоляции, в одиночестве и без любви, которая может по‑настоящему поддержать человека и позволить ему ощутить целостность в момент завершения жизни, которая продлилась шестьдесят пять лет. Вы говорите, что не хотите, чтобы мать умерла, но она умирает . Вы не можете остановить этот процесс. В сущности, всё, что вы можете сделать, – это превратиться в пространство открытости сердца, в которое эта личность сможет отпустить всё, что мешает ей и дальше благополучно развиваться».

Д.: Хорошо, я не против того, что она умирает. Я лишь не хочу, чтобы она умерла прямо сейчас.

С.: Я понимаю, возможно, вам хотелось бы провести с ней как можно больше времени. Но на самом деле вы утрачиваете с ней контакт, когда отрицаете то, что её сердце считает правильным. Вы говорите, что вы не против того, что она умирает, но, по моим ощущениям, вы не до конца принимаете этот факт, и эта противоречивость может передаваться вашей матери и вносить в эту ситуацию ещё больше сумятицы. Умирать и так достаточно трудно, и смерть становится ещё труднее, когда приходится оберегать близких людей, которых приводят в смятение собственные чувства и страх остаться покинутыми.

Ваши чувства естественны, но, возможно, внутри вас найдётся точка опоры, которая позволит вам прийти к некому решению. Совершенно нормально, что сейчас ваш ум лишён рассудительности. Эмоции не разумны, и, конечно, они не должны быть разумными. Это совершенно другой уровень ума. И не нужно пытаться сделать их разумными. На самом деле люди, которые пытаются придать своим эмоциям разумный характер, сходят с ума. У эмоций другая природа, и зачастую они противоречат друг другу. Я предлагаю вам исследовать это напряжение, чтобы оно не передалось вашей матери, ведь сейчас она нуждается в покое, а не в конфликтах. Сейчас ей нужно доверяться каждому неизведанному мигу, и чтобы её не пытались из последних сил вернуть обратно, вопреки силе гравитации.