Екатерина Инбер - Дарим тебе дыхание. Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

– А что ты теперь хочешь делать?

– Думаю сторожить какую-нибудь контору и петь в храме.

– Ну, вот и хорошо. Посторожишь и попоешь.

И по Батюшкиным молитвам досталась мне уникальная сторожевая работа в самом центре Москвы, на Маяковке, на улице Медведева – в бывшем Старо-Пименовском переулке, со смешным таким названием «Гардеробный трест». Это в советское-то время – контора, которая нанимала гардеробщиков, а потом предлагала их разным организациям. Ну точно «Рога и копыта». Десять комнат, два входа, кабинет директора, кабинет секретаря, где я и обитала, и все. Работаю через два дня на третий. В шесть вечера все уходят и сдают мне ключи, а в девять утра я им ключи возвращаю. В кабинете секретаря пишущая машинка! Я меняла ленту на свою и полночи печатала на папиросной бумаге редкие тогда книги – Лаврентия Черниговского, например, в восьми экземплярах. И еще немного подрабатывала – печатала пачки платежных поручений для директора.

Принимать гостей на работе было категорически запрещено, но кого это интересовало. Почти каждое дежурство у меня появлялись мои друзья и знакомые. Приходил иногда и отец Алексей Царенков – он, приезжая из Ивановской области, встречался в Москве со своими духовными чадами и засиживался с ними допоздна, иногда и у меня на работе. Вот придут они ко мне на ночь глядя с Ниночкой Моисеевой. Метро уже закрывалось… Тогда мы драпировали полотенцем телевизор, батюшка ставил на него дароносицу со Святыми Дарами, я ему составляла кроватку из стульев в один ряд в кабинете директора, на таких же импровизированных кроватках через стенку укладывались мы с Ниночкой. А рано утром я их тихонько, незаметно, по одному выпускала на свободу. Каждый вечер, приходя на работу, окропишь крещенской водой всю контору после толпы гардеробщиков, особенно кабинеты директора и секретаря, и уже можно дышать. А директор по утрам удивлялся: «Не понимаю, почему именно после твоего дежурства я так хорошо себя чувствую на работе – какая-то другая атмосфера». Как-то он мне с гордостью рассказал, что надпись на Мавзолее «Ленин и Сталин» – это его работа. А потом он поменял профессию и придумал эту чудную контору. Такой другой работы, говорили мои друзья, не найти ни в одной столице, ни в Москве, ни в Ленинграде.

Наша бригада сторожей обслуживала несколько организаций в районе Маяковки. Одна из них – Министерство, кажется, «Спецстроймонтаж» – была напротив моей конторы, чуть наискосок, на углу Медведева и Пушкинской улицы. Ее сторожила как раз мама отца Алексея, Екатерина Александровна. Конечно, никто не знал, что она мама священника.

И вот однажды ночью раздается стук в двери: «Открывайте! Проверка». А у меня как раз была в гостях моя подруга Татьяна, будущая дивеевская монахиня Никодима. Она уже спала на стульчиках в кабинете директора. Вот уж пришлось нам помолиться! Они открыли все двери, а главную – в кабинет директора – не заметили. Прошли мимо. Я позвонила по всем нашим постам – проверки изредка бывали, и если уж проверяли, то все посты подряд. Но ни к кому больше они не пришли. Только мы заснули, как снова стук – открывайте, у вас кто-то есть. И опять они прошли мимо директорской двери.

Утром мне позвонила Екатерина Александровна: «Нет, ты представляешь? Наши бабки (которые работали на ее посту в прошлую смену) застукали моего Алешу, который приходил к тебе с Ниночкой Моисеевой, и доложили куда следует. И главное, мне все рассказали, на тебя пожаловались».

Поехала я к Батюшке:

– Что же теперь делать?

– А ты им скажи, что к тебе из деревни родственники приезжали, сало, молоко привезли.

В следующее дежурство прихожу на работу, и что же вижу – роскошный мраморный подъезд, который выходит на улицу Медведева напротив моей работы, заколачивают, разбирают и пробивают дверь в гранитном цоколе стены, которая выходит на Пушкинскую улицу, за углом. Говорят, распоряжение руководства. Понятно – оттуда не будет видно, кто ко мне приходит.

Я поблагодарила Батюшку, а он только улыбнулся в ответ.

Но бабки стали выходить из подъезда, заворачивать за угол и часами караулить, не идет ли кто ко мне в гости. Я снова поехала жаловаться к Батюшке.

Через пару дней ко мне пришла на работу бригадир и с удивлением рассказала, что руководство приняло неожиданное решение передать охрану Министерства другой бригаде и поменяло весь состав сторожей.

Я еще раз поблагодарила Батюшку, а он, как всегда, отправил меня в Троицкий собор благодарить преподобного Сергия.

Забавная у нас была бригада. Почти все – православные люди. У всех высшее образование. Не с кем было поменяться на праздник – в церковь нужно было всем. И вот с одним из сторожей, назовем его Константин, мы очень подружились (к Батюшке нашему он, к сожалению, не ходил). Костя – филолог, я – что-то вроде: было о чем поговорить за чаем. Какие-то любимые стихи другу почитать, например. Какая-то взаимная симпатия уже появилась, но ничего греховного, на мой лукавый взгляд, в наших отношениях не было. А когда Константин поступил в семинарию и до меня дошло, наконец, что дружбу эту нашу нужно решительно прекращать, я положила в сумку сокровище по тем временам – маленькое Евангелие на рисовой бумаге в мягкой зеленой клеенчатой обложке, – приехала в Загорск, попрощалась с Константином и подарила ему на память это Евангелие: он еще очень удивился, где я его взяла, такая редкость была. И тем же утром иду к Батюшке на исповедь.

Обо всем рассказала, кроме этой истории: «А о чем тут говорить, – думаю, – я к нему и не прикоснулась ни разу даже, никакого греха-то не было».

– Все рассказала? – спрашивает Батюшка.

– Все, – отвечаю уверенно.

– Все? И никто к тебе на работу не приходит? Чай не пьете? Стихи не читаете?

Батюшка с трудом нагибается, что-то ищет под столом в тесной своей каморке и – хлоп! – выкладывает на стол точно такое же Евангелие в зеленой мягкой обложке и пристально смотрит на меня. Я, конечно, в слезы.

– Чаще ходи в гробовой магазин. Это действует отрезвляюще.

– А что мне теперь с этим Евангелием делать?

– А что хочешь. Ты хозяйка.

Драгоценное это Евангелие, немного потрепанное за многие годы, теперь как реликвия стоит на моей книжной полке. Читать мне его уже трудно – очень мелкий шрифт, а так хочется, как когда-то, не расставаться с ним, носить его с собой всегда.

Батюшка все это называл «Школой молодого бойца».

Я тогда ездила к Батюшке часто, старалась бывать у него раз в десять дней, как он мне с самого начала благословил.

В тот день я впервые оказалась свидетелем явного чуда, которое совершилось по Батюшкиным молитвам, – обычно он скрывал такие вещи, а тут не удалось. К нему подошла во время приема – это, конечно, было еще в старой келье – молодая женщина, упала ему в ноги: