монах Лазарь (Афанасьев) - Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

«Теперь мы занимаемся сажанием и сеянием», – писал отец Моисей своим родным. Это были труды по разведению в скиту плодовых и ягодных деревьев и кустарников, а также цветов. Отец Моисей собственноручно посеял кедровые орехи, из которых выросло со временем несколько прекрасных деревьев. На восточной стороне скита, на ручье, выкопано было два пруда. Скит принимал тот вид, какой был у него все последующее время.

Отец Моисей писал 24 июня 1823 года брату иеромонаху Исаии в Саровскую пустынь: «О себе вам донесу, что мы все, благодарение Богу, живы. Летнее время копались в земле, сажали кое-что и охорашивали новое местечко свое. Как-то рассеяннее находимся противу зимнего времени. Однако со всем тем, благодарение Богу, за местопребывание свое довольны. Владыка наш (епископ Филарет, – Сост .) и отец игумен весьма покровительствуют жилище наше и дают приятную свободу пользоваться уединением беспрепятственно. Недавно получен указ из Святейшего Синода в Калугу, что Архипастырь наш по нежеланию его на высшую степень оставляется в епархии Калужской навсегда, что всех премного утешило и успокоило. За сие и мы порадовались и благодарили Бога. В священнослужении помогает мне теперь отец Гавриил Валаамский, который подал прошение о определении себя в здешнюю пустынь и принял благословение от Владыки находиться у нас в скиту, старец очень добрый и опытный по жизни монашеской» 50.

Усерднейшим помощником отца Моисея в его трудах был его брат Антоний. Он трудился наравне с наемными рабочими и замещал брата во время его отсутствия, поездок для сбора средств в Москву. 24 августа 1823 года отец Антоний был рукоположен во иеродиакона, а в 1825-м, по назначении отца Моисея настоятелем Оптиной пустыни, был назначен скитоначальником. В этой должности он пробыл четырнадцать лет.

Сохранилось несколько листков дневника отца Антония за 1820–1824 годы. Вот некоторые отрывки. Еще в Рославльских лесах он писал: «При объяснении старцу (отцу Афанасию, – Сост.) о страховании услышал, что беси и над свиньями власти не имеют. <���…>

Во время утрени приходило желание мне – с благословения сделать сокращенную выписку из Последования монашеского пострижения ради повседневного напоминания себе противу забвения и, в случае погрешностей каких, ради укорения себя и исповедания пред отцем, на что и благословение получил. <���…>

Во время утрени приходило желание – старца попросить, чтоб он за всякую погрешность меня чем ни есть наказывал ради сих вин: 1) чтобы настоящим наказанием избечь будущего, 2) чтобы оным себя предохранить от такового же грехопадения в другое время. <���…>

Пивши горячую воду, почувствовал себя весьма много схожим с горьким пьяницею. О, дабы избавил меня Господь от употребления сея, за молитвы отца моего. <���…>

Старец после обеда говорил братьям о послушании, и в пример сказал, что служебные духи, сирень Ангели, по естеству своему суть благие, но и те исполняют не свою, но Божию волю: кольми паче человеку должно находиться в повиновении.

За случившуюся недогадливость был я объят унынием и увидел, что тогда только я нахожусь в истинном о себе мнении, когда худую о себе имею мысль; а когда добрую, то в прелести бываю» 51.

Дневник продолжен был в Иоанно-Предтеченском скиту в декабре 1823 года (числа не означены): «По самочинию сделал для себя из веревки четки без благословения старца (то есть брата, отца Моисея. – Сост.) и, увидя свою ошибку, бросил оные в печь, яко дело бесовское. Помысл мне в то же время сказал: хотя бы ты и добродетель какую начал самочинно, без совета и благословения старца, считай все это дело бесовским.

Готовился сегодня к священнослужению и приобщению Христовых Таин, но за бесстыдную гордость и лукавство в исповедании грехов был старцем моим до священно-служения не допущен, дондеже совесть свою очищу истинным исповеданием без утаения пред ним своих грехов. Исповедавшись пред ним во всем чистосердечно со смирением, я чаял себе за лукавство жестокого наказания, но сбылись на мне святого Давида слова: Накажет мя праведник милостию. Ибо весьма кротко и с соболезнованием обо мне выговоры мне он делал и, в заключение всего сказанного мне, велел написать на сердце ко всегдашнему памятованию и деланию следующие 8 пунктов: 1) отвержение своего разума и воли иметь; 2) при встрече с каждым лицем поставлять себя худшим, в каком бы то месте ни было; 3) память смерти вкоренять в сердце глубже; 4) самоукорение; 5) смиренную молитву всегда иметь; 6) укоризну, аще случится от кого, принимать как врачевство душевное; 7) что сказано будет, в точности выполнять; 8) аще случится от забвения или от обычая в чем-либо паки погрешить, исповедовать то чистосердечно, как есть, без лукавства. И я батюшку со слезами просил, чтобы он от Бога испросил мне паче всего ко хранению самое последнее из осьми сказанных мне, то есть чистосердечное исповедание, ибо я оного почти во всю жизнь мою никогда не имел. <���…>

Прочитавши после утрени правило к святому приобщению, ходил к старцу исповедать свои погрешности, что я от застарелого во мне обычая всегда на исповеди всё утаиваю свои дурные поступки. Он мне на это сказал: телесное око не терпит и малейшей порошинки в себя принять; так и совесть чем-нибудь замаравши, не можно молитвы коснуться.

Назад тому с неделю батюшка дал мне заповедь: сам ни о чем не любопытствуй да и других праздных рассказов не слушай, смиренно сказавши им: я не имею на сие благословения от старца. <���…>

Вечером батюшке объяснял, что недостатки братния невольным образом сердцу приносят огорчение. И на это услышал от него: я всех вас недостатки сношу великодушно и никаким немощам вашим не удивляюсь; а ежели бы всем тем огорчаться и взыскивать по должности моей строго, то совсем бы себя давно расстроил. <���…>

Батюшка присылал ко мне брата, чтобы, оставя все занятие, шел я скорее к вечерне, а я хотел окончить дело и тем самым до крайности огорчил батюшку, так что и самому было совестно. Я ожидал себе за непослушание жестокого выговора и епитимии, а вместо того получил кроткий выговор да еще яблоко в утешение. Господи, огради мя от подобного злодейства бесовского, за молитвы отца моего духовного!» 52.

Первым старцем в скиту и был отец Моисей. Его духовная опытность была уже так очевидна, что, несмотря на его молодость, владыка Филарет прочил его в настоятели монастыря. Еще в 1824 году владыка писал игумену Даниилу: «Очень знаю и чувствую, что тебе нужен добрый, твердый и опытный помощник, и я бы крайне хотел, чтобы согласился быть таковым боголюбезный брат отец Моисей, так чтобы и обитель и скит были единое неразрывное, что и весьма нужно для утверждения навсегда скита. Поговорите с ним, вместе прочитавши сие мое послание, и ежели нужным найдете, то чтобы он ко мне приехал для личного собеседования» 53.