Владимир Зоберн - Бог и Победа. Верующие в битвах за Россию

Воззвание митрополита Сергия было распространено по всем православным храмам нашей страны. С таким же воодушевлением, слезами, религиозно-патриотическим подъемом встретили верующие люди это обращение митрополита Сергия в ленинградских храмах, в Киеве и других городах и селах. Слова этого воззвания идут навстречу самым святым чувствам и убеждениям православно-верующего человека, который знает, что защищать Родину, умереть за Родину – это высший христианский подвиг» (Слово митрополита Киевского Николая за литургией в кафедральном, Богоявленском, соборе в Москве 3 августа 1941 года. Цит. по книге «Правда о религии в России»).

В том же послании Владыка Сергий обращался к священству, четко обозначая то, что в сложившейся обстановке могло быть названо только предательством, что не оставляло возможности двойной трактовки:

«Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: “Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя”. Душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой ради Родины. Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда Отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией. А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно “ради Иисуса, а не ради хлеба куса”, как выражался святитель Димитрий Ростовский. Положим же души своя вместе с нашей паствой. Путем самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнью свою за Родину и веру во все времена нашествий врагов на нашу Родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что Родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей.

Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины.

Господь нам дарует победу».

За несколько дней до начала Великой Отечественной войны журнал «Безбожник» писал: «Религия является злейшим врагом советского патриотизма… История не подтверждает заслуг Церкви в деле развития подлинного патриотизма». Послание Патриаршего Местоблюстителя доказывало людям обратное – и это были не просто слова, как показали последующие годы. Церковь не принимала сторону врага, она оставалась с народом.

На молебне о даровании победы русскому воинству, совершенном вечером 26 июня 1941 года в Богоявленском соборе, митрополит Сергий еще раз подчеркнул: «Позор всякому, кто бы он ни был, кто… предоставит другим жертвовать собой за общее народное дело, а сам будет выжидать, к какой стороне лучше и выгоднее ему пристать. В особенности позорно и прямо грешно среди таких якобы сынов, а на деле предателей Родины, оказаться нам, чадам Святой Православной Церкви…»

О том же говорил в далекой Америке и митрополит Вениамин (Федченков):

«И не соблазнилась ни на момент наша Церковь соблазняющими обещаниями врагов. Уже проникли в печать известия, что поход называется «крестовой» борьбой против безбожия, что покоренным обещается свобода религии, а может быть и возвращение имуществ и прочие выгоды… И, конечно, слухи не случайны. Недаром же в самом Берлине выстроена на государственные средства церковь для карловацкой группы эмигрантов и предоставлены им юридические права на имущество…

Не соблазнится она и иными подачками. Не примем, не желаем принять фальшивых даров! Не продадим совесть и Родину!» (Из выступления митрополита Вениамина на народном, собрании в Мэдисон-сквер-гарден (Нью-Йорк) 2 июля 1941 года.

Позднее, в 1943 году, митрополит Сергий говорил на Соборе епископов Православной Церкви, вспоминая о первых месяцах войны: «Какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться, потому что прежде, чем мы успели определить как-нибудь свое положение, оно уже определилось, – фашисты напали на нашу страну, ее опустошали, уводили в плен наших соотечественников, всячески их там мучили, грабили… Так что уже простое приличие не позволило бы нам занять какую-нибудь другую позицию, кроме той, какую мы заняли, то есть безусловно отрицательную ко всему, что носит на себе печать фашизма, печать, враждебную к нашей стране».

То, что глава государства Сталин не сразу обратился к народу в связи с началом войны, вызывает недоумение и истолковывается сейчас по-разному. Неоднократно высказывались мнения о том, что в первые дни войны Сталин «растерялся». Тем не менее, в своих воспоминаниях Молотов иначе объяснял его позицию: «Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек – это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах».

Сталин обратился к народу 3 июля 1941 года с посланием действительно взвешенным, продуманным и призванным многое объяснить советским людям. «Товарищи! Граждане! – начал он свою речь. И вдруг прозвучало совсем неофициальное, христианское обращение: “Братья и сестры”. – Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»

«…И только 3 июля Сталин заговорил и заговорил так, как он никогда не говорил до тех пор, заговорил словами: «Братья и сестры…» В этой речи я лично чувствовал присутствие глубокого человеческого потрясения у человека, произносившего ее», – вспоминал И. Исаков, Адмирал флота Советского Союза. ( Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И. В. Сталине).

В своем обращении Сталин подчеркивал, что войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной, что это война всего советского народа против немецко-фашистских войск. «Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма». Впервые война СССР с фашистскими захватчиками была названа Отечественной. И не только верующие, церковные люди, пострадавшие от репрессий, смогли в эти дни – в первые дни войны – возвыситься над своим личным горем и справедливыми обидами.