Конкордия Антарова (Кора) - Две жизни (ч. I, т.1-2)

Не объясняйте мне пока ничего, — перебил он желавшую что-то сказать сиделку. — Думайте не о раскаянии теперь, а о том, как одна минута недостаточно честного вашего поведения может стоить жизни другому человеку. В пять часов мы будем здесь, — повторил он изумлённой сиделке, — и до восьми вы свободны.

Дав ей точные указания, что делать до пяти часов, Ананда взял меня под руку, и мы прошли с ним в мою комнату.

Признаться, мысль о сидящей у камина Ольге мучила меня всё время.

Первое, что мы увидели, был перепуганный взгляд Ольги, всё так же сидевшей у камина и потиравшей руки.

— Какое счастье, доктор, что вы вернулись наконец, — сказала она дрожащим от страха голосом, — без вас они убили бы меня.

— Кто? — спросил Ананда. — Ведь вы здесь совершенно одна. — Какое там "одна", — с раздражением возразила женщина. — Они попрятались, как только услышали ваши шаги; а как вы вошли, — так и рванули вон в дверь.

— Я снова вас спрашиваю, кто это "они", — спросил Ананда, улыбаясь и садясь на диван против Ольги, указав мне место рядом.

— Господи Боже ты мой! Да за что же вы, доктор, издеваетесь надо мной! Неужели вы не видели, кто? Да козлы! Такие страшные, вонючие, рогатые.

— Она с ума сошла, — сказал я Ананде по-французски с ужасом.

— Не похоже. Сейчас попробуем выяснить, что с ней, — ответил он мне на том же языке и снова обратился к Ольге по-русски:

— Ведь вы же взрослая женщина. Мало того, что взрослая, вы ещё так решительны, что взялись помогать преступникам. Как же вы позволяете себе такие детские бредни, что в эту комнату — на второй этаж населённого дома — могли забраться козлы? Да я думаю, их и во всём Константинополе не сыщешь.

— Ну да, не сыщешь! Вчерашние-то тоже принесли с собой козла. Смрад от него стоял дикий, пока они шарили под кроватью княгини. Искали там чего-то или кого-то, как я их ни уверяла, что каждый день все комнаты протираются по два раза. Ни пылинки-то там не найдёшь, не то что чемоданов или корзин.

И как вы ушли, доктор, всё было спокойно. Только руки мои зудели. Я взяла золы из камина, да потёрла ею руки, думала, зуд уймется. Не успела и охнуть, как козёл-то из камина и прыг, — да один за другим давай оттуда скакать! Да все в кружок вокруг меня. Рожищами да бородищами трясут, да всё ближе, всё ближе! Я Царице Небесной стала молиться, чтобы вы вернулись; только уж не чаяла и жива быть, — крестясь испачканной в золе рукой, задыхаясь, говорила Ольга.

Она, по всей вероятности, переживала настоящий страх. Но подражая движениям померещившихся ей козлов, была так смешна и нелепа, что я был не в силах сдержать смех.

— Всё-то вам смешки, барин! Много бы я дала, чтоб вас хоть раз козёл такой попугал, — перестали бы навек заливаться.

— Это ваша совесть, Ольга, вероятно, вас мучает, — ответил я ей. — Страх ответственности перед князем и страх перед мошенниками. Они вам грозили, верно, всякими карами, если не сдержите слова. Вы задремали, всё в вашей голове перепуталось, вот козлы вам и приснились, — смеясь, отвечал я ей.

— Ну, возможное ли дело, Ольга, чтобы чуть ли не стадо козлов выскочило из камина? Бросилось к двери, через которую мы вошли, а мы бы их не видели? — продолжал я смеяться, представляя себе эту картинку из сказок про ведьм и колдунов.

— Ох, барин, уж и не знаю, что вам и ответить на ваши издевки. Так-то оно, если подумать, и невозможно, чтобы из камина козёл прыгал…

Ай, батюшки-светы, доктор, спасите! Ай, вон он опять, — закричала неистово Ольга, указывая на пепел, который чуть шевельнулся от дуновения ветра.

— Встаньте, возьмите эту вату и вымойте лицо и руки, — подавая ей мокрую вату, сказал Ананда.

Прекрасный аромат распространился по комнате, когда Ольга стала вытираться.

— Нечистая совесть всегда заводит человека в дебри несуществующих страхов. Мы сидим рядом с вами и видим, что ровно ничего вокруг вас нет. А вы стонете от ужаса, потому что уже вчера, когда предали княгиню, сами создали себе внешний образ своего собственного поступка в виде козла, — сказал Ананда смертельно перепуганной, озиравшейся по сторонам Ольге. — Так всегда бывает с людьми, когда они поступают подло и гнусно. Вам и прежде самым отвратительным и мерзким казался козёл. Вот вы и увидели его сейчас, как отражение собственной, обезображенной совести.

Вы просите у меня помощи? Но, к сожалению, я не могу вам подать её. Помочь себе сейчас вы можете только сами. Всю жизнь, худо ли, хорошо ли вам было, — вы прожили у княгини. Вы часто получали от неё ценные, а иногда и богатые подарки. Вы составили себе подле неё кругленький капиталец. Целое состояние, обеспечивающее вам жизнь до конца дней. И вся ваша признательность ей выразилась в том, что вы впустили к ней убийц?

— Да я ив голове не держала, что здесь затевается убийство! Что вы, что вы! Я думала, доктор, что в чепце снотворная мазь, что княгиня заснут, и я пропущу людей через спальню, чтобы никто не видел, к молодому барину. Ну, а как они очень горды, молодой барин, и внимания ни на кого не обращают, — то я их и ненавидела.

Я был поражен. Как? Чем я мог внушить ненависть к себе человеку, о котором думал так мало? А если и думал, то сострадая, ибо видел, как тиранила прежде Ольгу княгиня.

— Вы говорите, доктор, что я сложила себе капиталец возле княгини? Я не даром его получила. Я всю свою жизнь на них и работала. Да что греха таить! Нешто княгиня до князя хорошую жизнь вела? Это их сиятельство всё иначе повернули. А то в нашем доме-то дым коромыслом стоял! И большая часть моих денег не от княгини…

— А от тех мерзавцев, которым вы помогали добиваться милостей вашей хозяйки? — сверкнув глазами, перебил Ананда Ольгу. — Вы работали? Вы трудились? Перебирать туалеты своей барыни, притом всячески норовить что-нибудь украсть или тайно продать, — вы это называете трудом? Лежать с леденцом за щекой и читать на барыниной кушетке недочитанный ею роман, если он напечатан по-русски? Зевать и шарить по буфетам, чтобы повкуснее поесть? Что вы ещё делали за вашу жизнь? Вы и достойны того, чтобы вам мерещились козлы.

— Доктор, спасите меня от них. Я с ума сойду, если ещё раз увижу. Они вас боятся, — спасите меня! — дико оглядываясь, точно ей во всех углах мерещились козлы, кричала Ольга.

— Я вам уже сказал. Никаких козлов в действительности нет. Это порождение вашего воображения, вашей совести, которой вы торговали всю жизнь. И спасти вас я не могу. Только чистая жизнь в труде, самопожертвовании может отныне вам помочь.

— Да не могу же я сделаться прачкой. Не кухаркой же мне поступить в бедное семейство? — возмущалась Ольга, считавшая себя, очевидно, фрейлиной в сравнении с остальной домашней прислугой.

— Да разве вы годитесь для таких дел? И не в одном физическом труде вы найдёте очищение. Ваша сестра писала вам, что она овдовела, очень больна и боится умереть, оставив детей сиротами. Что вы ей ответили?