Йорг Мюллер - Он призвал меня

Возвращаясь на стоянку, нахожу у себя на машине штраф в 30 марок за то, что поставил ее в неположенном месте. Ну что ж, думаю я, в следующий раз поедешь на электричке! Из-за объезда и зимних сумерек, я сбиваюсь с пути; и так как я забыл дома очки для чтения, имеющийся у меня план города мне ни к чему. Я пускаюсь наобум, и тут же выезжаю на среднее кольцо, опоясывающее город. И так как свои молитвы я сделал уже в шесть часов утра, мне не остается ничего другого, как обратиться к Розенкранцу (цикл католических молитв, посвященный главным образом Богородице - перев. ) и читаю его до самого Фрайзинга. Что за день! Я думаю о людях, намного сильнее меня подверженным фрустрациям и не имеющим никого кому бы можно было выплакаться, выругаться, успокоиться.

На моем письменном столе лежат стопки писем – главным образом, это рождественские поздравления, и кое-что обернутое в подарочную бумагу. На одном из них – анонимная приписка: «Просьба распаковать в сочельник!". Я узнаю почерк Гуйдо и расплываюсь в улыбке. Ну наконец-то! – мелькает у меня в голове. – Вознаграждение за этот денек!

Черная пятница? Нет, ни в коем случае! Никакие разочарования и неудачи не могут обесценить какой-то день. Если бы я решился оценить все эти опыты в свете христианской веры и юмора, или просто принял их без всяких умозаключений, – каждое происшествие оказалось бы не без значения. Ведь человек растет только в страдании. Конечный смысл открывается ему лишь в конце: когда наши глаза закроются, тогда они откроются.

Вечером я задерживаюсь на какое-то время в нашей комнате для медитаций. Я преклоняю колена перед большим распятием. Мы отмалчиваемся друг перед другом. У меня на душе так, словно я слышу какой-то внутренний голос: «Я знаю твои заботы, ведь Мне ведомы нужды всех людей. Я люблю тебя таким, какой ты есть. Люби и ты себя таким, какой ты есть. Мне не нужны твои успехи; Мне не нужны твои труды и твой авторитет. Мне нужно только твое доверие. Не думай о том, что многое происходит не так, как ты хотел, что у тебя нет добродетелей. Я даю тебе свои. Иди спать. Я буду с тобой».

Вскоре после этого раздается телефонный звонок. Мать сообщает мне, что отца кладут в больницу и будут оперировать его еще в Сочельник. Отец умер через два года. С неимоверным терпением и верой вынес он свои страдания.

Перед тем, как лечь в кровать, я открываю книгу Мартина Гутла, которую он мне подарил «И я начал искать». Открываю страницу 51. И читаю:

Наряду с терапевтической деятельностью на месте, моя вторая апостольская задача состоит в том, чтобы, с помощью докладов, семинаров, благословительных литургий помочь людям создать для себя такой образ Бога, который не пробуждает страха и не оказывает давления, а помогает человеку стать радостным и свободным. Ложный образ Бога и дурные жизненные навыки многих верующих повинны в появлении доморощенных депрессий, неврозов на почве страха, бегства от действительности, психосоматических заболеваний, искажения религиозных представлений или замаскированной агрессивности. Поэтому я так часто нахожусь на колесах – своеобразный «Агент веры» – иногда в сопровождении какого-нибудь молодого человека, духовного спутника, шофера, друга, книготорговца и носильщика в одном лице.

Я уже не помню когда именно наступил для меня тот момент, когда я почувствовал, что Бог сделал эти «миссионерские поездки» моим вторым призванием. Как-никак я наезжаю в год почти 50’000 км: от Любека до Мерана, от Люксембурга до Вены.

На этот раз меня сопровождает Гуйдо. Он изучает уход и способы сохранения ландшафта в Вайнштефане (отделение Мюнхенского технического университета во Фрайзинге - перев .), являясь другом нашего Паллоттинского дома и членом так называемой Фрайзинг-группы – неформальной общины, в которую входит приблизительно 70 молодых людей, несколько раз в году встречающихся у нас для упражнений по духовному восстановлению.

Поездка, краткое описание которой следует здесь, была исключительно насыщенной: за четырнадцать дней мы остановились в девяти городах.

Зал набит до отказа. Молодые родители пришли сюда в поисках ответа на педагогические вопросы. Забота о религиозном и общественном воспитании своих детей заставляет их высидеть в зале Епархии целых три часа. Они приехали сюда, невзирая на зимнюю погоду, чтобы выразить свою озабоченность в связи с темами о которых я говорю – послушание и упрямство.

Период разрыва, раннее отчуждение и самостоятельное становление оказываются для них очень трудными.

Боясь возможного неправильного развития и отрицательных влияний, многие родители предпочитают держать в строгости своих детей; тем самым перенося им свои собственные страхи. Когда я рассказываю им историю исчезновения Иисуса-ребенка (Лука 2:41 и далее), освещаю ее с педагогической точки зрения и доказываю, что дети подходят к переходному возрасту, должны слушаться и своего внутреннего голоса («Отца небесного»), они призадумываются.

Я заключаю вечер молитвой.

Кроме взрослых, здесь много молодежи. Совет приходской общины пожелал провести дискуссию на протяжении двух вечеров на уже давно созревшую тему: «Церкви – нет, Богу – да!"

Щекотливый вопрос, – думаю я, – тем более, что мне известны проблемы, существующие в общине. За час до начала доклада я уединяюсь в находящуюся рядом с залом церковь и молю Бога о даре мне распознания понимания и мудрости, уравновешенности и любви. Тем более, что я знаю свою провоцирующую риторику. Она иногда некоторыми слушателями оценивается превратно. Я решаюсь разделить тему на два раздела: сегодня вечером – обсудить спорные проблемы общины и их возможные причины; завтра – помощь их преодоления.

Прения очень возбужденные; мнения сталкиваются. Я чувствую, себя вклиненным между членами общины и отсутствующим по уважительным причинам священникам. Я все время молюсь про себя о мудрости и понимании.

Больше всего жалуются женщины на враждебное отношении к ним церкви. В пределах алтаря им запрещается всякая литургическая деятельность. Это их ожесточает. Они хороши лишь для приборки и вязки букетов. Я их недовольство понимаю и отдаю им справедливость. Библия такое ограничение прав женщин не обосновывает.