Алден Томпсон - Библия без цензуры Ключ к самым загадочным текстам Ветхого Завета

И если мы дадим возможность Ветхому Завету говорить за себя, перед нами предстанет удивительная картина — больше всего она поразит тех, кто привык пользоваться исключительно «возвышенным путем» при чтении Ветхого Завета. Приведу краткую схему начала этой истории, которую мы подробнее разберем ниже:

1. Бог создает совершенный мир и называет его весьма хорошим (Быт 1).

2. Человек, наделенный свободной волей, становится противником Бога (Быт 2–3).

3. После «падения» мир портится, он становится трагичным, в нем снова и снова повторяются грехопадения:

A. Каин убивает брата (Быт 4:1–16).

Б. Потомки Каина ненавистны окружающим и сами исполнены ненависти (Быт 4:17–24).

B. Современники Ноя бунтуют против Бога, что приводит к Великому потопу (Быт 6–8).

Г. Сын Ноя Хам насмехается над своим отцом (Быт 9:20–28).

Д. Строительство Вавилонской башни указывает на то, что человечество остается непокорным (Быт 11).

Е. Семейство Авраама служило иным богам (Ис Нав 24:2).

4. Бог, призвав Авраама, делает новую попытку открыть себя людям, которые очень туманно представляют себе его замыслы (Быт 12).

Этот пролог Ветхого Завета крайне важен для понимания всего последующего, именно он создает контекст для всех недостойных и «примитивных» вещей, о которых мы читаем. Начиная с Авраама Бог хочет снова проложить путь к сердцам людей — а эти сердца были лишены той естественной чистоты и того знания, которыми обладала первая человеческая пара.

И здесь я хочу обратить внимание еще на одно крайне проблематичное следствие «возвышенного пути»: он заставляет читателя думать, что от начала мира и далее «дети Божий» (то есть потомки патриархов) знали и хранили все «благовестие» практически в полном его объеме. Такое представление порождает великие проблемы, когда мы читаем о поступках и моральных стандартах в разные эпохи ветхозаветной истории. Христиане всегда утверждали, что вера в Бога прямо отражается на поведении и образе жизни верующего. Иными словами, правильное богословие порождает достойную жизнь. Если этот принцип верен — и я думаю, что это так, иначе христианское богословие не имело бы смысла, — то как же нам объяснить тот факт, что ветхозаветные святые, имеющие в своем распоряжении почти все «благовестие», вели себя отнюдь не соответствующим образом? Как ясно показывает Книга Бытия, Авраам не видел ничего дурного в том, чтобы взять вторую жену. Конечно, это было проявлением неверия, и Авраам, как видно из текста, это осознал. Однако сам принцип полигамии автором Книги Бытия не обсуждается. История Иакова еще яснее показывает, что полигамия была вполне приемлема. Читая между строк в свете позднейших христианских моральных стандартов, мы, конечно, догадываемся о том, что многоженство влечет за собой трагедии, однако Книга Бытия не занимается нравоучениями по этому поводу. Можно вспомнить и другие подобные примеры: Книга Исхода не осуждает рабовладение, а другие ветхозаветные тексты отказывают женщинам в «просвещении».

Но это противоречие между богословием и моралью упраздняется, когда мы читаем Ветхий Завет в его изначальном контексте, не пытаясь найти в нем новозаветную этику во всей ее полноте. Фактически и сам Новый Завет нередко противопоставляет пути Ветхого Завета путям Иисуса Христа (Евр 1:1–2) и говорит о первых как о «тени» подлинной реальности (Евр 10:1). Быть может, здесь уместно упомянуть еще одну знаменитую фразу Нового Завета: «видеть как бы сквозь тусклое стекло» (1 Кор 13:12). Прообраз всегда туманен по сравнению с реальностью, тень не столь ясна, как отбрасывающий ее предмет. Почему мы должны верить в то, что образ Бога в Ветхом Завете столь же ясен, как и в Новом? Сам Новый Завет из практических соображений отрицает то, что Ветхий Завет содержал полноту откровения, одновременно утверждая, что ветхозаветная вера основывалась на вполне надежных свидетельствах (см. Ин 5:46–47).

Из всего этого следует, что если мы хотим понять Ветхий Завет, мы должны реально посмотреть на себя, хотя многим консервативным христианам это трудно сделать.

Возвращаясь к представленному выше прологу Ветхого Завета, я хотел бы высказать предположение, которое основывается на свидетельстве Книги Бытия: знание Авраама о Боге было крайне ограниченным. Он был великим мужем веры и действовал на основе тех свидетельств, которые имел. И хотя его знание о Боге было ограниченным и он порой был неверен даже и этому знанию, он по праву занимает свое место среди великих героев веры. Об его отношениях с Богом ярко свидетельствует повествование главы 22 Книги Бытия, где Авраам готов принести в жертву Исаака, сына обетования. Хотя это же самое повествование содержит проблему для «возвышенного пути» чтения Ветхого Завета. Библейские повествования о дальнейшей судьбе Божьего народа ясно говорят о запрете на человеческие жертвоприношения. Если Авраам знал, что такие убийства греховны, как мы можем видеть веру в его согласии сделать нечто дурное? Такой подход делает и Авраама, и нас самих непоследовательными. А что если Бог явится мне сегодня и попросит меня пожертвовать моим ребенком? И как я пойму, что это голос Божий, когда сам Бог ясно говорит мне, что такие жертвоприношения греховны? Или он пожелает, чтобы я ради послушания Богу не послушался Бога? Совсем нет.

Объяснение загадки заключается в том, что Авраама, вероятно, окружала культура, в которой принесение в жертву своего наследника считалось самой драгоценной жертвой богам изо всех возможных. И только такое культурное окружение могло стать основой для этого испытания веры. Интересно, что при достаточно широкой интерпретации этого повествования мы найдем в ней самый центр евангельской истории. Фактически Бог здесь является Аврааму и говорит ему: «Авраам, я ценю твою верность, но ты не можешь принести в жертву сына. Только я могу отдать моего сына. Я позаботился о жертве, — оглянись, она рядом». Не то же ли самое Бог говорит у креста? «Жертвоприношения от рук человеческих не помогают — я сам приготовлю жертвенный дар, который принесет мир». Понимал ли Авраам все это? Да, но как сквозь тусклое стекло, вероятно, не во всей полноте. Я думаю, именно об этом говорит нам Быт 22.

Великое множество мучительных вопросов, возникающих у нас в связи с ветхозаветными патриархами, просто упраздняются, когда мы понимаем одну вещь: эти люди жили в мире, настолько глубоко пораженном грехом, что истины, изначально переданные Богом человечеству, были забыты или искажены из–за соприкосновения с языческой культурой. И тогда нам нетрудно себе представить, что первоначальное обетование о Мессии, который умрет за наши грехи, было искажено и превратилось в практику человеческих жертвоприношений. Это, разумеется, невозможно доказать, но это вполне соответствует склонности человека превращать дары Бога в плоды собственных рук и в повод для гордости.