Филипп Янси - Библия, которую читал Иисус

Одну из причин этого невежества назвал Барри Тейлор, бывший рок–музыкант, а ныне священник. «В начале семидесятых один мой приятель принял христианство. Я решил, что он спятил, и принялся просматривать Библию в поисках аргументов для спора с ним. Даже ради собственного спасения я не смог бы понять, с какой стати Богу интересоваться надломленным крылом голубки, а тем более почему он приказал перебить сорок тысяч амаликитян, да и кто такие эти амаликитяне? К счастью, я все–таки продолжал читать, продираясь через эти трудные книги. И вот, когда я добрался до Нового Завета, я понял, что, кроме Иисуса, нет другого пути. Таким образом я тоже стал приверженцем Иисуса».

Я рад, что Барри Тейлор пришел к Иисусу. Но на этом пути он столкнулся с теми же трудностями. Почему Библия уделяет столько внимания храмам, священникам и правилам жертвоприношения — тем более, что все это давно утратило силу? Почему Бога так интересуют животные с дефектом — хромые ягнята и голубки со сломанными крыльями? Почему Он заботится о том, чтобы козленка не варили в молоке его матери, но при этом способен погубить целый народ — тех же амаликитян? Можем ли мы извлечь какой–то смысл из странностей Ветхого Завета и будет ли этот смысл применим к нашей нынешней жизни? Короче говоря, стоит ли Ветхий Завет тех усилий, которые мы затратим на его чтение и попытку понять его?

Я слышал от миссионеров, работающих в Африке и Афганистане, что эти народы с готовностью принимают Ветхий Завет, ибо места Ветхого Завета о тяжбах из–за земли, праве пользования водой, племенных распрях и родственных браках в точности соответствуют их современному укладу. Однако эти обычаи были уже далеки для мыслящего на греческий лад образованного человека, каким был апостол Павел. И уж тем более были они чужды горожанину или жителю предместья, скажем, во Флориде. Когда мы, жители развитых стран, беремся за Ветхий Завет и начинаем его читать, нас вполне может одолеть скука, смятение или даже возмущение изображенными здесь сценами насилия. Мы в состоянии представить себя рядом с Иисусом. Нам кажется, что мы понимаем апостола Павла. Но что сказать о варварах, живших тысячи лет назад на Ближнем Востоке?

Большинство людей решают эту проблему просто: забывают о Ветхом Завете или, хуже того, перепахивают его в поисках малого зерна истины, которое якобы можно извлечь на свет Божий, словно алмаз из тонны руды. Правда, забавы моего брата показывают, что можно извлечь и крупицу шлака из тонны алмазов.

Но есть одно «преимущество» в том, что люди забыли Ветхий Завет. Еврейский ученый Бубер когда–то сказал: «Современному человеку следовало бы читать Писание как что–то совершенно ему неведомое, как если бы он никак не был подготовлен к его восприятию». Теперь «пожелание» Бубера сбывается: сегодня большинство людей и впрямь читают Ветхий Завет как совершенно незнакомый текст.

В этой книге рассказывается о том, как я начал читать Ветхий Завет и в конце концов полюбил его. Признаюсь, что сначала меня побуждали к чтению не слишком возвышенные мотивы: мне за это платили, потому что я редактировал «Библию для студентов». И все же спустя много лет после того, как «Библия для студентов» была издана и попала на полки книжных магазинов, я продолжал возвращаться к этому чтению.

И здесь мой читательский опыт совпал с тем, который я получил раньше, читая Шекспира. В приступе идеализма я дал новогодний обет осилить за год все тридцать четыре пьесы великого драматурга. Поездки, переезд через всю страну и другие обстоятельства вынудили меня продлить этот срок. И все же, к моему удивлению, осуществление этой задачи оказалось скорее удовольствием, чем тяжкой работой. Сперва приходилось разыскивать в словаре архаизмы, стараться не перепутать различных персонажей и приспособиться к трудному жанру пьесы. Однако вышло так, что по мере продвижения вперед я привыкал и к ритму, и к языку. Отвлекающие моменты отходили на второй план, и я с головой погружался в драму. Вскоре я уже с нетерпением ждал наступления вечера, отведенного для чтения Шекспира.

Я надеялся больше узнать о мире писателя и о живших в этом мире людях. Но на деле я гораздо больше узнал из этих пьес о своем собственном мире. Этот драматург остается неизменно притягательным для нас именно потому, что его гений позволил ему проникнуть в тайны людских сердец. Его искусство и ныне, через несколько столетий после его смерти, привлекает к нему читателей в Штатах, Китае, Перу, в самых разных уголках мира. В его драмах мы встречаемся с самими собой.

Через тот же процесс мне пришлось пройти и при чтении Ветхого Завета. От первоначального неприятия его я нехотя перешел к пониманию того факта, что обязан прочитать три четверти Библии. Преодолев первые препятствия (похожие на те, что возникли при знакомстве с Шекспиром), я почувствовал потребность читать дальше. Мне страстно захотелось получить то, чему эта книга меня учила. Наконец, я уже и сам хотел прочесть все тридцать девять книг, утолявшие во мне некий голод, не подвластный никакой другой книге, даже, полагаю, Новому Завету. Книги Ветхого Завета учили меня жизни с Богом — не тому, как следовало бы ее строить, а тому, как она строилась на самом деле.

Нелегко обрести награду, которую сулит нам Ветхий Завет. Чтобы привыкнуть к его текстам, потребуется и время, и немалое усилие. Всякое достижение, будь то в области скалолазания, игры на гитаре или спортивных состязаний, требует такого же упорного труда. Мы преодолеваем препятствия, потому что верим в грядущее вознаграждение.

При чтении Ветхого Завета сталкиваешься с трудностями, не возникающими при чтении других книг. К примеру, меня первоначально отпугнула непоследовательность изложения. Складывалось впечатление, что Ветхий Завет — это не логичный рассказ, а какая–то смесь стихов, исторической прозы, проповедей и коротких повестей, написанных разными авторами и расположенных вперемешку. В свое время никто, разумеется, и не воспринимал Ветхий Завет как единую книгу. Каждая книга составляла отдельный свиток. Длинная книга, например пророчества Иеремии, была свитком длиной в семь, а то и десять метров. Входя в синагогу, иудей видел перед собой не отдельную книгу, а рулоны свитков и, зная о различиях между ними, делал соответствующий выбор (например, в некоторые торжественные дни иудеям разрешалось читать только из Иова, Иеремии и Плача Иеремии, чтобы соблюсти траур; все остальные книги считались чересчур развлекательными).

С другой стороны, меня удивило, что такое разнородное собрание текстов, писавшихся в течение тысячелетия несколькими десятками авторов, все же обладает столь заметным единством. Чтобы представить себе это, попытайтесь вообразить книгу, которую начали писать за пятьсот лет до открытия Америки и только теперь закончили. Поразительное единство Библии — одно из мощнейших доказательств в пользу утверждения, что Сам Бог руководил ее созданием. Используя множество авторов в самых различных культурных ситуациях, Бог создал всестороннее описание того, что хотел нам сообщить. Удивительным образом разнородные части оказались так пригнаны друг к другу, что из них сложилось цельное повествование.