Филипп Янси - Библия, которую читал Иисус

А что происходит в Европе? Люди ездят на «Вольво» и БМВ, едят в роскошных ресторанах, ходят в секс–магазины и хотят «жить хорошо». Избавившись от колонизаторских амбиций, они готовы даже отозваться с умеренным состраданием на очередной кризис за рубежом, будь то голод или наводнение. Этих людей не назовешь дурными, но их не интересует Бог и не волнуют проблемы нравственности. Такими людьми возмущался Иов:

«Они проводят годы свои в процветании

и с миром сходят в могилу.

Но они говорят Богу: «Оставь нас!

Мы не хотим знать пути Твои.

Кто такой Всемогущий, чтобы мы служили Ему?

К чему нам возносить Ему молитвы?»

Но Екклесиаста подобная модель мира привлекает. Как говорит Джек Майлс, «Екклесиаст не проклинает и не благословляет Бога, он считает Его непостижимым и старательно избегает любого пути, даже пути мудрости и праведности».

В первой главе Екклесиаста мы уже находим ключ к источникам экзистенциального отчаяния. Проповедник восклицает: «Это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим» (1:13) и затем с биографическими подробностями описывает свое «бремя». В отличие от Иова проповедник согнулся не под бременем личных несчастий, а под непосильной ношей благополучия. Он приобрел великую мудрость, проводил широкомасштабные социальные преобразования, накопил больше богатства, чем какой–либо человек до него, испытал всевозможные удовольствия. И в конце концов он пришел к выводу, что «Все — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!» (2:11). В награду за все усилия он приобрел лишь страх смерти и тяжелую бессонницу. Чего же ради стараться?

Проповедник и не надеялся разрешить загадку жизни, и его сдержанная, отстраненная позиция резко отличается от воинственности Иова. В отличие от Иова и от большинства псалмопевцев проповедник, по–видимому, не устанавливает близкие отношения с Богом. Он вернулся к идолопоклонству. Это не означает, что он поклоняется статуям, его язычество больше напоминает современное состояние духа, когда лишь немногие люди посещают церковь, а большинство предпочитают «качество жизни». Таково язычество граждан Америки, где все утверждают свое право на удовлетворением удовольствие — и никто не смеет им в этом препятствовать. Проповедник вполне признал бы такую позицию с одной лишь оговоркой: все равно вы ничего не достигнете, потому что вам всегда потребуется нечто большее. Проповедник делает свои выводы:

Всего насмотрелся я в суетные дни мои:

праведник гибнет в праведности своей;

нечестивый живет долго в нечестии своем.

Не будь слишком строг,

и не выставляй себя слишком мудрым:

зачем тебе губить себя?

Не предавайся греху,

и не будь безумен:

зачем тебе умирать не в свое время?

Хорошо, если ты будешь держаться одного

и не отнимать руки от другого

Совет проповедника «Будь праведен, но не слишком, мудр, но не чересчур» — прекрасный образец Золотого правила. Испытав обе крайности, Екклесиаст пытается установить середину между гедонизмом и самоубийством.

— В чем смысл жизни ? — спросил ученик своего рабби.

— Какой прекрасный вопрос! — воскликнул рабби. — Неужели ты хочешь променять его на ответ ?

Очевидное противоречие между книгой Екклесиаста и практически всей Библией заставляло меня вновь и вновь ломать себе голову над тем, каким образом этот текст вообще оказался включенным в Ветхий Завет. Чтобы понять проблему Екклесиаста, прочтите эти строки. Они все вырваны из контекста, но каждая из них точно отражает точку зрения проповедника:

Смотри на действование Божие:

ибо кто может выпрямить то,

что Он сделал кривым?

Итак иди, ешь с веселием хлеб твой,

и пей в радости сердца вино твое,

когда Бог благоволит к делам твоим

Пиры устроиваются для удовольствия,

и вино веселит жизнь;

а за все отвечает серебро

Все, что может рука твоя делать, по силам делай;

потому что в могиле, куда ты пойдешь,

нет ни работы, ни размышления,

ни знания, ни мудрости

Каждое из этих высказываний отражает определенную стадию в своего рода обратном паломничестве проповедника, исследующего и не находящего смысл жизни. Каждое из этих высказываний резко противоречит другим частям Библии. Почему Екклесиаст столь подробно описывает все существующие заблуждения и пустые умозрения, включая в свои рассуждения лишь пригоршню фраз, которые более или менее соответствуют «общепринятому» библейскому учению?

Комментируя книгу Екклесиаста, консерваторы создали нечто вроде теории «методов КГБ». На исходе холодной войны видный офицер КГБ бежал в США. Он выступал в вечерних новостях, превознося ценности американской демократии. Затем он получил большой участок земли в Виргинии и благополучно устроился там. Однако не прошло и нескольких месяцев, как он укрылся в советском посольстве, отказался от политического убежища и заявил, что все хвалебные слова американскому образу жизни были ложью.

Многие комментаторы воспринимают Екклесиаста как такого же провокатора. Они говорят, что автор этой книги, искренне верующий человек, отнюдь не склонный впадать в отчаяние, надевает маску мирского человека, из тех, кто «под солнцем» (это выражение повторяется в тексте тридцать раз). Он заманивает читателя, всячески изобличая суету этой жизни «под солнцем», а под конец расставляет ловушку и — ага, попались! — возвещает истину, в которую он ни на минуту не переставал верить: «Бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека» (12:13).

Апологет Фрэнсис Шеффер применяет подобный метод, подводя, как он говорит, «человека к логическим выводам из его предпосылок». На время дискуссии он готов принять крайние материалистические идеи — отсутствие Бога, отсутствие абсолюта, а затем демонстрирует, что логические следствия из этих предпосылок ведут к анархии и самоубийству. Многим этот метод кажется весьма убедительным. Его использовали русские писатели Тургенев в «Отцах и детях» и Достоевский в «Братьях Карамазовых» и «Бесах». Они доводили до крайности выводы нигилизма (само это слово ввел в оборот Тургенев) и показывали непригодность этой философии в качестве общественной или личной этики. «Если Бога нет, все позволено», — писал Достоевский.

Однако трудно поверить, чтобы Екклесиаст пользовался такой методикой апологетов. «Мирские» и «суетные» высказывания занимают в этом тексте чересчур много места и выглядят куда убедительней, чем редкие лучи света. Мильтон, сам того не желая, превратил Сатану в подлинного героя «Потерянного рая». Так и в Екклесиасте отчаяние оказывается гораздо мощнее всего остального, а более оптимистичные или «благочестивые» высказывания выглядят достаточно чужеродными, словно проповедник вставил их в тщетной попытке вернуть себе надежду. Чтобы постичь смысл этой книги, я должен был погрузиться глубже в эту странную философию проповедника, изучить ее изнутри.