Александр Торик - Флавиан

— Его, его, Алёшенька, всероссийского нашего Игумена, столпа русского монашества, исцелителя девочки моей, Катеньки, милостивого! Вон она сама, видишь? — поближе к его иконе с мощевичком, встала, молится голубушка моя многострадальная!

Посмотрев, я увидел Катю, медленно и сосредоточенно накладывающую на себя крестное знамение. Весь её облик был — воплощённая кротость и молитва. — Господи, помоги ей! — подумал я и перекрестился.

Внезапно, вслед за шорохом открываемой в центральных, «царских», вратах алтаря завесы, приглушённый рокот прокатился по храму и всё стихло. Ярко вспыхнуло и засияло начищенное Флавианом паникадило, плавно распахнулись створки царских врат, тягучий смолистый аромат ладана лёгким облаком выплыл из алтаря и распространился по всей церкви. Мерное позвякивание кадила в алтаре было единственным звуком в замершем в благоговейном молчании храме.

Позвякивание смолкло.

— Слава Святей, и Единосущней, и Животворящей, и нераздельней Троице, всегда, ныне и присно и во веки веков!— прозвучал неожиданно сильный, чистый, звучный, сдержанно ликующий, юношески звонкий голос Флавиана.

— Аминь!— мягко, чуточку тягуче, приглушённо благородно, и в тоже время внутренне-мощно отозвался хор. Стоящие в храме дружно закрестились и закланялись.

— Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу!

— Приидите, поклонимся и припадем Христу Цареви нашему Богу!

— Приидите, поклонимся и припадем Самому Христу, Цареви и Богу нашему!

— Приидите, поклонимся и припадем к Нему!— ангельски-восторженное трёхголосье, взлетевшее из алтаря над храмом и охватившее, казалось, весь призываемый на поклонение Любящему Создателю сотворённый Им мир, отозвалось в моём сердце вспыхнувшим желанием не просто поклониться а, именно — припасть, припасть и сердцем и телом и всем моим существом к Нему, Царю и Богу моему — да, да! — именно так я пронзительно ощутил сейчас — Царю моему и Богу моему — Христу.

Опустившись коленями на истёртые, — скольких уже припадавших видевшие?!- каменные плиты пола я прижался лбом к их прохладной шероховатости и ощутил радостную причастность ко всем здесь стоящим и кланяющимся, и ко всем здесь стоявшим и кланявшимся и припадавшим к нашему Творцу во все века жизни этого храма православным: «И, я, тоже — Твой, Господи!»

— Глас осьмый! Благослови душе моя Господа! — серебряным колокольцем прозвенел голосок именинника Серёжи и хор подхватил густым тягучим распевом:

— Бла-го-сло-ве-е-е-е-ен е-си, Го-о-о-осподи…

На солею из царских врат выплыл отец Флавиан, и, я поразился его внезапному преображению: — вместо недужного, прихрамывающего, усталого толстяка явился облачённый в зелёно-золотые сверкающие доспехи, умудрённый в боях, величественный полководец, могучий богатырь преисполненный силы и достоинства, священник Бога Вышнего, неторопливо и благоговейно совершающий священнодействие воскурения благоухающего фимиама. Под тихо струящийся распев древнего песнопения, Флавиан твёрдой поступью прошествовал в обе стороны от растворённых царских врат, останавливаясь перед каждой иконой и, с благоговейным поклонением совершая перед нею крестообразное каждение. Затем, став на амвоне, покадил в сторону хора, ответившего на это полупоклоном, и повернувшись к молящимся, веерообразно охватывая каждением весь храм, негромко возгласил: — Дух Святый найдет на вас и Сила Вышнего осенит вас!

— Дух Твой благий наставит нас на землю праву! — мягким рокотом прокатился по храму ответ молящихся.

— Той же Дух содействует нам вся дни живота нашего — прошептала рядом со мной, склонившаяся к кадящему священнику Клавдия Ивановна.

Сойдя со ступеней амвона, Флавиан направился в противоположную от меня сторону и, обходя храм по часовой стрелке, продолжал каждение икон и молящихся, то и дело возглашая — Дух Святый найдет на вас… — слыша в ответ — Дух Твой благий…

Атмосфера богослужения, охватившая меня непередаваемым ощущением патриархальной древности, и, в тоже время какой-то вневременности происходящего, отзывающиеся резонансом в глубинах души звуки священных песнопений, трепет свечей, сияние паникадила, терпкий аромат душистого ладана, поражающее единство чувств, движений, внутренней собранности молящихся, всё это было пронизано невидимой, но явственно ощущаемой созидательной Божественной Силой. Другой, неведомый прежде мир, мощно разящий душу богатством своей красоты, окружал меня со всех сторон, и, я ощущая себя почти иностранцем в этом Царстве Церкви Христовой, в тоже время чувствовал, что здесь я — дома, именно здесь, среди этих людей, среди этих звуков и света, в этом пульсирующем море Божьей Любви. Когда Флавиан, проходя мимо меня в своём торжественном великолепии, блеснул в мою сторону ласковым лучиком взгляда и окатил нас с Клавдией Ивановной клубом кадильного благоухания, я, приклонив голову, как будто бы уже и привычно, ответил:

— Дух Твой благий наставит нас на землю праву!

Каждение завершилось. Флавиан вошёл в алтарь. Царские врата закрылись. Паникадило погасло. Церковь погрузилась в тёплый полумрак. Хор закончил песнопение и воцарилась тишина.

— Миром Господу помолимся! — уже не восторженно-ликующий, но властно призывающий голос Флавиана, подобно призыву вождя — к оружию, братья! — разорвал трепещущую тишину храма.

— Го-споди, поми-луй— мягко, но с ощутимым внутренним напряжением отозвался хор, и я почувствовал в этом напряжении — напряжение воина, поднимающегося на битву и воздвизающего, неторопливо, но уверенно несокрушимое оружие — молитву христианскую.

— О свышнем мире и спасении душ наших, Господу помолимся! — вот, за что — за ниспосылаемый свыше от Господа мир и спасение от вечной погибели наших душ — разворачивается сражение!

— Го-споди, поми-луй!

— О мире всего мира, благостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех, Господу помолимся! — ратный призыв уже вырывается за стены храма, пронзая пространства охватывает весь мир, созывает в соединение и благое стояние в подвиге христианские воинства Божьих Церквей всего мира!

— Го-споди поми-луй! — верим, Господи! Верим в Твою милость, одну лишь могущую дать силы для победы!

— О святем храме сем и с верою, благоговением и страхом Божиим входящих вонь, Господу помолимся! — и, нас, вошедших и стоящих, и молящихся, благоговеющих перед величием милости Твоей, укрепи, Господи!

— Го-споди, поми-луй! — выдохнул единым молитвенным вздохом, набирающий силу звучания хор.