Михаил Дунаев - ПРЕСТУПЛЕНИЕ перед БУДУЩИМ

Бесовщина обезличивающей рок-культуры проявляется и в отвержении этого сакрального понятия. И не нужно ссылаться на разного рода якобы патриотические тексты иных авторов. Безликая антинациональная форма, в которую облекаются эти тексты, обезличивает и любое самое доброе содержание. Никак не хотят понять этого те, кто любит поговорить о «русском роке».

А вот их шаблонную реакцию на такое рассуждение угадать не составит труда. Многие ехидно вспомнят давнее: «Сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст».

Лукавый придумал хитрый приём для отвержения нежелательных для него идей, истин: неприемлемой мысли создаётся иронический эквивалент, оглупляющий такую мысль, делающий её смешною. Вырабатывается рефлекс, как у собачек Павлова: опасная для соблазнителя идея сразу вызывает смехоотделение, сознание блокируется неумной хохмой.

И каково качество всего попсового потока, куда он устремляется? О. Андрей точно это обозначил, выделяя Кинчева: «Кинчев, отказавшийся от алкоголя и мата, сообразующий своё творчество со своей ортодоксальной верой, оказался пловцом против течения» (с. 36).

Куда направлено всё течение — ясно: в пьянство, разврат, полное безбожие (то есть бесовщину — проясним беспонятным). Но, чтобы плыть против течения, нужно отказаться от всей системы дурных ценностей, а не от некоторых лишь её элементов. А они не хотят (и не могут?). Вот чего не понимают эти люди: от одного пытаются лишь в малом отречься и оттого с другим обречены быть врозь.

Характеристику рок-течения дал один из его идолов, которых теперь именуют звёздами. Нам бы кто-то и не поверил, а вот свидетельствует Кураев о словах рок-певца: «Отец Андрей, если б вы знали, какой сброд будет на этом моём концерте» (с 21).

И вот этот-то «сброд» придёт «к Богу через рок»? О. диакон, кажется, уверен в том. Поэтому рок называет «уколом в совесть» (с. 52). Но им, кажется, иные уколы желанны. Рок же даёт дополнительный «драйв», и никакие призывы к совести тут не подействуют.

Сам же Кураев порою высказывает трезвое суждение:

«В этом смысле — да, рок имеет что-то от оргии. Когда человек какими-то путями — начиная от наркотиков или водки и кончая гипнозами, медитациями и даже вот этими фанатениями на футбольном матче, на дискотеке, на рок-концерте — отдаёт себя во власть тех стихий, которые он сам не контролирует, сливается со звуком, с массой, с освещением, с экстазом, когда он погружается в транс — это опасно с духовной точки зрения» (с. 78).

Правда, о. Андрей, признавая дурные проявления рока по всей стране, выделяет особо Москву и Петербург: тут якобы встречаются рокоманы совсем иного качества, тянущиеся к «уколам в совесть». Но ведь на любом рок-концерте господствует, подчиняя себе всё и вся, именно опасная стихия, какая превращает, по мысли о. Андрея, концерт в оргию. Кольнутся ли они в совесть или не кольнутся — это бабушка надвое сказала, а в опасный с духовной точки зрения транс впадут непременно. Так стоит ли поощрять собственным авторитетом сомнительные эксперименты?

Все пишущие с одобрением о роке одним из важнейших достоинств его называют протест, определяющий ту самую роковую стихию. «Рок — это протест, разрушение» (с. 12) — утверждает вслед за другими и Кураев. И повторяет: «Рок — это культура протеста и гнева» (с. 72). Особенно замечателен протестом, по мнению о. диакона, именно «русский рок». И уж совсем великолепен протест «людей типа Шевчука», поскольку это «бунт против бунта. А «минус» на «минус» даёт «плюс»" (с. 74).

Сомнительно: может всё же совершается иное арифметическое действие: минус да минус — это два минуса? Что за плюс в этом рок-протесте? Тут просто выплеск дурных эмоций, страстей. Молодёжи то свойственно: ей не важно, против чего протестовать — главное протестовать. Но протест тогда только может иметь положительную направленность, когда вместо отвергаемого предлагается нечто доброе. Вот чего у рока как раз и нехватка. Он ничего не может дать взамен, кроме близкой к истерике агрессии.

Не худо бы вспомнить, что самый первый протест в мироздании исходил от сатаны, и направлен он был против Замысла Божия о мире (недаром этот падший стал в западной литературе символом борца с тиранией). Вся «свободомыслящая» русская интеллигенция жила протестом против «царской деспотии», пока этот протест не определил её же собственную трагедию. Такое ли уж благо всякий протест?

И сам о. Андрей провидчески предсказывает: «В православном обществе рок-протест будет направлен против православия» (с. 76–77). Хороша православность этого рока. Она не более чем химера — и не совершаем ли мы ныне преступление перед будущим, заигрывая с этой неуправляемой стихией бездумного протеста? Джина из бутылки выпустить стараемся, пытаемся поддержать собственного же неминуемого врага.

Пытаясь выискать разного рода достоинства в «русском роке», о. Андрей начинает рассуждать так:

«…Скажите, под какую музыку шли в бой полки Суворова?… Кинчев со своими жёсткими ритмами делает то, перед чем пасуют в растерянности наши приходские школы и монастырь со своими знаменными распевами: он воспитывает воинов для Святой Руси. Воинская же музыка всегда была заводящей, агрессивной, жёстко-ритмичной» (с. 44).

Вот ещё одно заблуждение. Ритм ритму рознь — это нужно чувствовать или хотя бы понимать. Воины Святой Руси не могли бы идти в бой под рок-ритмы: эти ритмы противоестественны, органически не совместимы с биологическими ритмами, поэтому вызывают в организме стресс и жестокую агрессию. Для воинов же Святой (именно Святой) Руси жестокая агрессия противопоказана. У военного марша ритмы, в отличие от рока, не жёсткие. Звуки военного марша гармонируют с одним из естественных ритмов организма, входят с ним в резонанс и настраивают человека на определённый лад, на бодрую устремлённость в бой. Святой воин не может быть свирепым. Он, как ни странно, должен быть добр и сострадателен. Он защищает, а не превращает убийство в самоцель, что может легко спровоцировать рок-ритм, равно как и иные наркотические вещества, — и тогда появляется воин-агрессор, лютый и жестокосердный. История знает такой тип воина (викинги, к примеру, отличались непобедимостью, потому что бросались на врага в состоянии наркотического опьянения), но для Руси он не был характерен.

Наша слабость в том, что мы не умеем совершать логическую операцию отождествления, мы сопоставляем по одному-двум признакам и спешим с выводом: марш ритмичен и рок ритмичен — стало быть, это одно и то же. Да воспитайте же, в конце-то концов, свой слух, чтобы различать несходное.

О. Андрей признался, что эстетический слух его неразвит: «Чем «созданное Творцом» пение павлина лучше рок-металла, мне понять не дано» (с. 140). Не лучше и не хуже — здесь качественное различие (хотя: разве человек может создать что-то «лучше» Самого Бога?). Крик павлина, при всём его неблагозвучии, естествен и поэтому не дисгармонирует с натурой, чего не скажешь о рок-металле. Но это нужно просто слышать.