Коллектив авторов - О ДУШЕВНЫХ БОЛЕЗНЯХ

Об этом характере духовном плотский человек не может составить себе никакого представления, потому что представление ощущения всегда основывается на известных уже сердцу ощущениях, а духовные ощущения вполне чужды сердцу, знакомому с одними плотскими и душевными ощущениями.

Одержимости или прелести часто предшествуют психические заболевания. Но, может быть, психические заболевания есть уже начало одержимости? Трудно сказать, где кончается первое и начинается второе.

Другой вопрос, – по каким признакам можно судить, что человек заболел или заболевает психическим расстройством?

На последний вопрос ответ даёт журнал «Курьер» (издание Юнеско, июль 1959 г.), посвященный вопросу психических заболеваний современности.

Как говорится в одной из статей журнала (автор её не назван): «основываясь на ответах на нижеприведенные вопросы, можно судить о той или иной степени нарушения психического здоровья.

По мнению доктора Меннингера, врачебная помощь необходима уже тогда, когда пациент с полной определенностью отвечает «да» хотя бы на один из этих вопросов».

Вопросы:

1) Всегда ли вас терзают заботы?

2) Вы не в состоянии сосредоточиться, даже если ничто не мешает вам?

3) Постоянно ли у вас плохое настроение, даже без достаточных на то оснований?

4) Легко ли и часто ли вы выходите из себя?

5) Постоянно ли мучает вас бессонница?

6) Наблюдаются ли у вас постоянные переходы от подавленности к возбуждению, лишающие вас способности работать?

7) Всегда ли вы избегаете общества?

8) Теряете ли вы душевное равновесие, если нарушается распорядок вашей жизни?

9) Можете ли вы сказать, что ваши дети «выматывают вам нервы?»

10) Постоянно ли вы мрачны и огорчены?

11) Пугаетесь ли вы без оснований к тому?

12) Можно ли сказать про вас, что при разногласиях вы всегда считаете себя правым, а других всегда неправыми?

13) Наблюдается ли у вас много болезненных явлений, причины которых не может установить ни один врач?

Можно утверждать, что наличие чего-либо из указанного показывает на оставление души человеческой Святым Духом Божиим, а, следовательно, и наличие власти над нею тёмной силы в той или иной степени.

Существуют такие состояния души, которые требуют совсем иной оценки, чем аскетическая или нравственно-богословская. Существуют такие душевные состояния, которые не могут быть определяемы категориями нравственного богословия и которые не входят в понятие добра и зла, добродетели и греха. Это все – те «глубины души», которые принадлежат к области психопатологической, а не аскетической.

По-разному будут смотреть на душевно неуравновешенного человека воспитатель, судья, пастырь и врач. Можно ли всегда считать, что известные акты таких субъектов являются только грехом, подлежащим только эпитимии? Является ли всякая аномалия душевной жизни преступлением нравственного закона, норм кодекса аскетики? Не есть ли такая аномалия больше болезнь, чем злое дело? Ставится поэтому вопрос о том, где проходит граница между этикой и психопатологией?

На Западе давно уже заинтересовались этими вопросами и существует подобная обширная литература. Надо давно понять, что в человеке кроются такие «глубины души», которым посвятил свою прекрасную книгу. Области нравственной психиатрии и нравственного богословия не совпадают, так как для одной часто встают загадки души там, где другая решает все простым определением «тяжкий грех» (стр. 6). Эти-то именно «загадки» гораздо более распространены в духовной жизни, чем это принято думать, т. е. сам человек есть «противоречие» (Эмиль Бруннер) и, по мудрому замечанию Плотина, «человек ведь не есть же гармония».

Суть дела именно в том и состоит, что психиатрия ни в коем случае не претендует на те области, которые подведомственны аскетике. Эта последняя занята борьбой со страстями и грехом, тогда как пастырская психиатрия стремится проникнуть в те сферы душевной жизни, которые никак не могут быть квалифицированы как грех и зло. Аскетика даёт мудрые, от отцов и учителей Церкви унаследованные, советы излечения грехов и пороков: гордости, уныния, сребролюбия, тщеславия, чревоугодия, блуда и т. п. Психиатрия ищет более специфических причин тех духовных состояний человека, которые коренятся в сокровенных тайниках души, в подсознании, в унаследованных или благоприобретенных противоречиях человеческого существа. Психиатрия обращает своё внимание на то, что аскетику в сущности и не интересует: навязчивые идеи, фобии, неврастения, истерия и т. п.

С точки зрения Православия и церковного предания нет основания видеть какие-либо препятствия для применения психиатрических или психоаналитических данных в деятельности пастыря. Психиатрия нисколько принципиально не противоречит пастырству, не должна ему мешать или каким бы то ни было образом умалять значение пастырского душепопечения. В пастырствовании могут и должны быть применяемы все средства, чтобы помочь душам в их затруднениях на пути спасения. Пастырской психиатрии, как уже сказано, не должно быть усвояемо значение, равное аскетике, так как их области, хотя и являются смежными, но одна другую не исключающими, потому что психиатрия не вмешивается в область, подведомственную чистому богословию. Она ищет в тех сферах, где аскетика не имеет прямого применения. Психиатрия в руках пастыря является вспомогательным средством для обнаружения не греха, а патологических явлений, связанных с заболеваниями психиатрическими, т. е. душевными, а не духовными.

Если мы согласились с тем, что пастырская психиатрия не должна вмешиваться в область аскетики, то не следует ли вообще исключить всякое право вмешательства медицинской науки при наличии тех или иных сложных душевных явлений? Другими словами, не должен ли пастырь считать, что этих сложных явлений с точки зрения Церкви вообще и не существует? Не является ли какое бы то ни было сложное душевное явление, те «загадки души» или «глубины души» просто-напросто состоянием греховным? Не следует ли всё вообще, что творится в душе человеческой, отнести к области аскетики? Не являются ли все упомянутые неврастении, фобии, маниакальные состояния и пр. только грехом?

Ум, стремящийся всё упростить и исключить все проблемы, конечно, так и поступает. Ответ в таком случае напрашивается сам собою: всё это только грех, святые отцы-аскеты никаких психоанализов не знали, лечили не какие-то там «глубины души», а самый грех; боролись со злом, а не с «загадками души». При такой постановке вопроса самое слово психиатрия, а тем более «пастырская психиатрия» является посягательством на завещанное отцами-аскетами православное понимание греха и борьбы с ним. Вопрос сводится в таком случае к одной только упрощенной этической оценке всего того, что человек таит в себе.